– Да, с удовольствием!
Муж Мими попросил Диму подержать тяжёлый плод, свисавший в полутора метрах от земли прямо со ствола высокого дерева. Срезав плод, он завернул его в газету и отнёс в машину, возле которой нас уже ждала Мими. Её муж с грустью оглядел свой сад. Солнце, едва коснувшись линии горизонта, стремительно скрывалось за ближайшей сопкой. Настала пора возвращаться в Ринглет. Постояв ещё минуту у пруда с рыбками, он вздохнул и сел за руль автомобиля. Когда мы вернулись в город, была уже глубокая ночь. В пустом ресторане муж Мими разрезал джекфрут над раковиной, слил липкий белый сок, и, вырезав неаппетитного вида середину, вывернул фрукт наизнанку… Ароматная жёлтая мякоть, окутывающая крупные семена, теперь веером торчала снаружи, и это позволяло легко отрывать её от тонкой зелёной кожуры. Мякоть приятно пахла и имела сладкий вкус, отдалённо напоминающий вкус ананаса. Нам понравилось.
На следующее утро мы сказали Мими, что нам пора в путь. Мы были рады познакомиться с ней и её семьёй, но две недели отдыха (неделя у Сун Че, и неделя в ресторане) – это максимум, что мы можем себе позволить. Дорога звала нас вперёд. Мими ответила, что они с мужем очень благодарны нам за помощь, и, на удачу, хотят подарить нам два ярких красных конвертика. На конвертиках были нарисованы счастливые китайцы, и я, действительно восприняв их как обереги, убрала подарки в клапан своего рюкзака. Отойдя от Ринглета на пять-шесть километров, мы устроили привал на обочине дороги.
– Покажи, что нам Мими подарила, – попросил меня Дима.
– Вот, два конвертика. Какие-то обереги из храма, наверное, – сказала я, протягивая Диме конверты.
Перевернув один из конвертиков счастливыми китайцами вниз, Дима начал расклеивать боковой шов.
– Что ты делаешь! – воскликнула я. – Это же нам на удачу подарили!
– Разве ты до сих пор не поняла, что в их мире означает «удача»? – с этими словами Дима вытащил из конверта крупную купюру и помахал ею перед моим носом.
Если бы не Дима, я бы так и хранила эти конвертики, как обереги. Мне и в голову не пришло, что Мими хочет заплатить нам. Мы работали у неё в знак благодарности, не ожидая награды… Но, неужели, удача в мире миллионеров действительно измеряется деньгами? Насколько же тогда беден их мир. Сразу вспомнился разговор с Дэнни, который, проезжая мимо новенького коттеджного посёлка, похвастался нам:
– Вот этот коттедж я недавно купил – он стоит триста тысяч долларов.
– Какой коттедж?
– Вот этот, ближайший, розовенький.
– Но они здесь все одинаковые, розовенькие, и здесь нет ни одного дерева. Даже места для сада нет – всё бетоном залито! Как здесь вообще жить можно? – я была искренне удивлена выбором Дэнни.
– Вы не понимаете, это престижный район. Все коттеджи построены по последним технологиям, то, что мне достался этот дом – большая удача! Вы не представляете, какой на них спрос.
Зарабатывать миллионы, чтобы жить в типовом бетонном склепе и кушать варёных червяков? Ох уж этот безумный, безумный мир…
Шагая по трассе, мы обсуждали маршрут возвращения домой. Главное – обойти стороной Лаос. Самым коротким был путь через Мьянму в Китай, для чего придётся пересечь Гималаи, а дальше, через Казахстан, прямой дорогой в родной Новосибирск. Одно «но»: весной Гималаи в тех местах, вероятно, непроходимы. Если переход в Китай со стороны Мьянмы закрыт, можно будет пройти в Индию, где, через те же Гималаи, ближе к лету выйти в Тибет. На крайний случай, из Индии можно будет через Пакистан и Афганистан перейти в страны бывшего СССР, но это только на крайний случай, так как лично меня Афганистан ни в коей мере не прельщал. Одно было ясно точно: мы должны попасть в Мьянму. А там будем ориентироваться по месту. В списке стран, где виза ставится на границе или не требуется вовсе, этого государства не было, следовательно, нам предстояли поиски посольства Мьянмы в Таиланде.
Мы отлично отдохнули, а потому, со свежими силами и здоровыми спинами, решили поскорее добраться до Таиланда. Кто знает, какие бюрократические препоны нас ждут на пути в Мьянму? Мы не стали ждать, пока нам потребуется очередной отдых, и поехали автостопом. Так что, этим же вечером мы оказались около острова Пенанг и сразу приступили к поиску ночлега. Долго ходить не пришлось – католический крест возвышался в двухстах метрах от дороги. Падре был рад нас видеть, но на ночлег пустить не мог – позволить нам спать в палатке казалось ему неприемлемой грубостью по отношению к нам: «Господи, но ведь там шумно и пыльно! Там невозможно спать!», и достойного нас места в церкви тоже не было. Падре опечалился безвыходностью сложившейся ситуации и удалился советоваться с другими работниками церкви насчёт нашего будущего. Только когда он ушёл, мы обратили внимание на невысокого индийца, внимательно наблюдавшего за нами с водительского кресла маленького автомобильчика, припаркованного в десяти метрах от нас. Когда он понял, что его заметили, индиец вышел из машины, и, протягивая Диме руку, сказал по-английски:
– Здравствуйте, меня зовут Мохан. Могу ли я помочь вам?
– Здравствуйте, Мохан, мы пришли в церковь в поисках ночлега, и сейчас падре с коллегами решает, пустить нас переночевать или нет, – ответила за Диму я. – Так что мы не знаем, нужна ли нам помощь, пока падре не вернётся с окончательным ответом.
– Можно, я подожду с вами, когда падре вернётся?
– Конечно.
Мы молча стояли и смотрели друг на друга минуты три, пока в дверях не появился святой отец, с нескольким купюрами в руке:
– Уважаемые путешественники, мы не можем позволить вам спать на улице или на полу церкви, это будет негостеприимно с нашей стороны. Вместо этого, мы решили оплатить вам гостиницу на одну ночь, – с этими словами он протянул нам купюры.
– Нет, падре, спасибо Вам, но мы не любим гостиницы. Для нас действительно комфортно спать на полу или на земле, мы привыкли к этому. Мы пойдём искать другое место для ночлега. Всего Вам доброго, – мы повернулись и пошли к выходу.
– Но хоть деньги-то возьмите! – Падре обогнал нас и снова протянул купюры.
– Я помогу им найти ночлег, – сказал Мохан, обращаясь к падре по-английски. – Не беспокойтесь.
– Ребята, садитесь в мою машину, – обратился он к нам, открывая дверцу своего автомобильчика, – я знаю место, где вам удастся переночевать бесплатно.
Мы забрались внутрь, заняв, вместе с рюкзаками, больше половины салона. Падре, посмотрев Мохану в глаза, сказал: «Только пусть они не спят сегодня на улице», и протянул эти же купюры ему. Но и Мохан не взял деньги, а обошёл машину и сел за руль, пообещав святому отцу, что мы непременно будем спать сегодня под крышей. Тогда падре засунул деньги в открытое окно автомобиля и положил их на свободное переднее сидение.
В машине Мохан поведал нам, как оказался в церкви: «Я вас ещё на трассе заметил. Смотрю, идёт Иисус Христос с рюкзаком. Дай, думаю, посмотрю, куда он идёт. Поехал за вами, а вы возьми, да и сверни в церковь! А мне так интересно, что Иисус думает о том, что сейчас на Земле творится! Заехал во двор, и сижу, подслушиваю, о чём вы говорите. Тогда-то я и понял, что обознался, – индиец рассмеялся. – А потом вы меня заметили. Вот и вся история».
Машина остановилась в конце автомобильной очереди на паром, курсирующий между материком и островом Пенанг.
– Мой друг Даас говорил, что хотел бы принять у себя путешественников. Сейчас мы едем к нему в больницу, в Джорджтаун. Даас очень хороший человек. Уверен, он вам поможет.
– А что он делает в больнице?
– У него мама заболела. Он от её постели не отходит. Только поздно вечером домой возвращается, а утром – опять в больницу.
Мы забрали Дааса из клиники. Он оказался высоким худым индийцем лет пятидесяти, немного напоминавшим Махатму Ганди. То же спокойное лицо, такой же добрый взгляд, только очков не хватает. Когда он увидел нас, то сразу признался, что мы здесь по его воле:
– Я молился о том, чтобы Бог послал мне путников, которым я смогу помочь, и мои молитвы были услышаны. Я бесконечно рад видеть вас. Жаль, что скоро закат, и я не успею вам показать весь город, но не согласитесь ли вы на небольшую экскурсию по вечернему Джорджтауну? После этого мы поедем ко мне домой, где вы сможете оставаться так долго, как вам захочется. Я буду счастлив, если вы останетесь хотя бы на пару дней.
– Мы с удовольствием посмотрим Джорджтаун, Даас, но остаться у Вас в гостях мы не можем. Мы уже больше девяти месяцев в пути. Нам пора домой.
– Что ж, – вздохнул Даас. – Тогда поспешим, солнце уже почти село.
Вечерний город быстро превратился в ночной город, поэтому экскурсия проходила в свете уличных фонарей. Освещая проезжую часть, фонари повергали в непроглядную тьму всё, что оставалось за сферой их влияния, так что мы почти ничего не увидели. Канатная дорога, которая, по словам Дааса, поднималась на живописный семисотметровый холм, выглядела как длинная цепочка лампочек на однотонно чёрном фоне, уходящая по плавной дуге вверх. Лишь центр города ночью выглядел впечатляюще – почти все здания здесь имели свою подсветку и отличались редкой для Азии особенностью – архитектурной индивидуальностью. «Этот город очень красив при свете дня, – сказал Даас. – Если вы решите остаться хотя бы на один день, то сможете сами убедиться в этом. Поверьте, он того стоит».
Мы с Димой посовещались и решили, что окончательный ответ дадим, только когда увидим, где живёт Даас. Может, нам не захочется оставаться там. Может, мы будем кому-нибудь мешать? Даасу я сказала, что утро вечера мудренее, а потому мы завтра решим, оставаться нам ещё на день или продолжить наш путь.
Настало время ужина, и Мохан повёз нас в индийский квартал, чтобы угостить блюдами настоящей индийской кухни. Квартал был большим и густонаселённым. Перемещаться по его узким улочкам на машине не представлялось возможным, так что, припарковав автомобиль на одной из широких улиц, Мохан и Даас повели нас к своему любимому ресторанчику пешком. Ресторанчик был забит посетителями, и нам с трудом удалось отыскать свободный столик.
– Четыре лепёшки чапати с овощным соусом, для наших друзей – вегетарианцев! – крикнул Мохан официанту.
– Только без перца чили! – добавила я.
– Четыре чапати, овощной соус без чили, – повторил официант и удалился.
Через минуту нам принесли горячие лепёшки и миску с соусом. Дима макнул кусочек лепёшки в соус, откусил, и… закашлялся, выпучив глаза.
– Кошмарно остро!
Я повторила его подвиг и получила аналогичный результат. Увидев нашу реакцию, Мохан подозвал официанта:
– Мы же просили, без чили. Поменяйте, пожалуйста, соус.
– Но это соус без чили. Я проверял, – удивлённо ответил официант.
Тогда Мохан оторвал кусочек лепёшки, зачерпнул им соус, и, тщательно пережевав, недоумённо сказал:
– Соус, действительно, совсем не острый.
Так как наши вкусовые рецепторы сгорели с первой же порции соуса, доесть его не составило труда. Но в том, что он был невыносимо острый, я не сомневаюсь. Ну и ладно, зато теперь я горчицу могу ложками есть. Когда все были сыты, мы вернулись в машину и поехали обратно, на материк.
Даас жил в очень бедном квартале, находившемся возле автострады. Его старый двухэтажный дом, обитый рассохшимися досками, с ржавой крышей из листового металла, казалось, планировал со дня на день сложиться, как карточный домик. Изнутри он выглядел надёжнее, так как сквозь осыпавшуюся штукатурку виднелись монолитные бетонные стены. Ободранный потолок был весь покрыт жёлтыми разводами, говорившими о том, что крыша проржавела насквозь и от дождя нас не спасёт. Единственной поверхностью, сохранившей свою исходную форму, был голый бетонный пол. Мебели почти не было, а та, что имелась, была старая, с облупившейся краской и протёртой обивкой. Обстановка аскетическая, но зато везде очень чисто – никакой пыли, грязи, мусора. Самой яркой частью интерьера были иконы и плакаты, развешанные по всем стенам. Слева от объёмного фарфорового Иисуса, с любовью взирающего на нас с покоробленной стены, висели суры Корана, соседствующие с иконой Божьей Матери и плакатом, на котором был изображён Будда, сидящий в позе лотоса. С другой стороны от Иисуса висела большая фотография молодого Саи Бабы с пышной чёрной шевелюрой, посылающего нам благодать своей правой ладонью. За ним – снова плакат с Христом, на этот раз – распятым. На других стенах висели плакаты с индуистскими божествами, бородатыми мудрецами в чалмах, Махатмой Ганди, и даже простенький двухцветный плакатик с изображением Авраама Линкольна, на котором было большими буквами написано: «Man is what he believes» («Человек есть то, во что он верит»). Надо же, а нам в школе говорили, что это Антон Павлович Чехов сказал. Видимо, великие, действительно, мыслят одинаково…
Мы были в восторге от этого дома. Не каждый храм содержит в себе столько света, сколько хранили эти ветхие стены. В одной из комнат у Дааса была библиотека философской и религиозной литературы, где, наряду с Кораном, Библией и Бхагавад-Гитой, можно было найти труды Ницше и Фрейда. Большая часть книг была на английском языке.
Даас выделил нам весь первый этаж. Вместе с Моханом они принесли откуда-то старую скрипучую кровать с панцирной сеткой и поставили её рядом с низкой самодельной лежанкой, сбитой из листов ДСП и фанеры. Пожелав нам спокойной ночи, Мохан поехал домой, пообещав завтра утром вернуться, чтобы попрощаться с нами.
Несмотря на то, что одна из кроватей страшно скрипела всю ночь, мы отлично выспались и решили остаться у Дааса ещё на день, а завтра утром отправиться на границу. Когда Даас узнал эту новость, на глазах его появились слёзы, он улыбнулся и сказал:
– Я счастлив слышать это. Спасибо, что сказали «ещё один день».
– Спасибо Вам, Даас. У Вас замечательный дом, – ответила я.
Мы дождались Мохана и поехали с ним к паромной переправе, прихватив с собой мой рюкзак с ноутбуком и фотоаппаратом. Всё остальное снаряжение осталось у Дааса. Мохан посадил нас на паром, вручив в дорогу пакет с фруктами, а сам уехал на работу.
Джорджтаун действительно был интересным городом. Благодаря тому, что от большой земли его отделяет платный тринадцатикилометровый мост и столь же платный паром, в Джорджтауне не так много автотранспорта, и воздух пахнет настоящим солёным океаном, а не выхлопными газами, как в большинстве современных городов. Мы гуляли по приветливым улочкам, любовались колониальной архитектурой, и отдыхали в ухоженных зелёных сквериках. В одном из кафе был бесплатный WiFi, благодаря которому мы час провели в Интернете, сидя с ноутбуком под окнами этого кафе. Пробыв на острове почти семь часов, мы вдоволь нагулялись и вернулись к Даасу. Пока мы ужинали варёной картошкой, Даас задал мне странный вопрос:
– Вы знаете, что растения понимают людей?
– Да, знаем. Они чувствуют эмоции, об этом много книг написано.
– Книги – это просто слова. Не стоит верить всему, что написано в книгах. Видели ли вы, как растения чувствуют эмоции?
– М-м-м… Я не уверена в этом.
– Хотите посмотреть?
– Да, конечно!
Даас вывел нас на улицу и подошёл к одному из кустов, растущих возле его дома. Куст украшали изящные зелёные листья с молочно-белой каймой, но на середине одной из веток листья были в два раза крупнее остальных и сильно отличались по цвету – они были насыщенно-зелёными, без каймы. По мере приближения к основанию необычной ветки, границы нижних листьев постепенно приобретали светло-зелёную окраску. Даас прикоснулся губами к самому большому из зелёных листьев и сказал по-английски: «Я люблю тебя».
– Я делаю так каждый день. Целую один и тот же лист, и говорю ему эти слова, – пояснил он. – И вот, наглядный результат: этот лист – самый сильный и красивый из всех, хотя растут они из одного корня.
– Это восхитительно, Даас! Возможно, этот лист – самое важное из всего, увиденного нами сегодня!
Не стану комментировать этот опыт, пусть каждый сам для себя сделает выводы.
Утром мы уехали. До границы с Таиландом добрались на удивление быстро, и, в районе полудня, во второй раз в жизни покинули гостеприимную Малайзию. Счастья вам всем, наши новые малайские друзья. Мы повернулись лицом к полуострову Малакка, и я помахала рукой всем тем, с кем мне довелось встретиться здесь. Прощайте! Дима, как всегда сдержанно, поклонился.
|
