Машин было мало. Календарь в моих наручных часах
утверждал, что несколько часов назад начался декабрь. Мы каждый день надеялись,
что после очередной холодной ночи, наступит жаркий солнечный денёк, и нам
удастся наконец-то отогреться. Но и это прохладное утро, как и многие предыдущие,
плавно перетекало в столь же прохладный день, а потому мы стояли на трассе,
закутанные во всю имевшуюся одежду. Старый бордовый шарфик в клеточку, который
Диме подарил в Тайланде один полковник, днём служил мне хиджабом, но по утрам,
вечерам, и, особенно, по ночам, я на много раз оборачивала его вокруг шеи,
чтобы спастись от пронизывающего до костей ледяного ветра. Моя широкополая
шляпа, которую я сшила специально для защиты от лучей палящего африканского
солнца, под порывами этого ветра либо закрывала мне половину лица (причём из-за
силы ветра, мягкие поля принимали анатомическую форму моих носа и лба), либо
превращалась в пиратскую треуголку, когда эти поля задирались вверх. Но не
треуголка была самой интересной частью моего наряда. Я была обута в новые ярко-жёлтые
кеды, которые нам пришлось приобрести в Турции, после того, как на прошлых моих
кедах подошва стала пропускать не только пыль и песок, но и достаточно крупную
гальку. Штаны я себе перешила из старых бежевых брюк Сун Че – миллиардера из
Малайзии, яркую, оранжево-жёлто-зелёную футболку мне подарила девушка по имени
Мартини в Индонезии. И лишь лёгкая коричневая ветровка с кружевными рюшечками
была банально куплена мною в родном Новосибирске на распродаже. Дима был одет в
лёгкие коричневые штаны и куртку, которые он сшил специально для этого
путешествия, и коричневую же бондану, сшитую из того же материала, что и моя
шляпа. Даже стоя на трассе с протянутой рукой, мы не снимали с уставших плеч
рюкзаки, так как они защищали наши спины от холода гораздо лучше всей одежды
вместе взятой. Вот тебе и пустыня… А я-то, наивная, думала, что начиная с
Турции здесь везде будет курортная зона – развесистые пальмы, шезлонги, зонтики
от солнца…
За рулём первой остановившейся
машины сидела девушка в классическом арабском платье и хиджабе. Она на хорошем
английском предложила довезти нас до ближайшего городка, где нам полагалось
подождать пару часов, пока она съездит в университет, после чего заберёт нас в
условленном месте, и повезёт дальше, в следующий город, где, собственно, она и
живёт. Мы, разумеется, приглашались в гости и на обед. Её предложение было с
благодарностью принято, и первая его часть успешно реализовалась в течение
ближайших пятнадцати минут. 
Прогулочным шагом мы обошли
пару прилегающих к условленному месту кварталов, обнаружили старую
железнодорожную станцию, где единственный допотопный электровоз, выкрашенный в
весёленький жёлтый цвет, неподвижно застыл на ржавых рельсах, с полностью
вросшими в землю шпалами. К нему прилагалась вереница деревянных грузовых
вагонов, которые в России были популярны только в царские времена. Дима увлёкся
фотографированием местных жителей. Он ходил по улицам, держа фотоаппарат на
уровне груди, и делал вид, что что-то в нём настраивает, чтобы люди не начинали
позировать.  Особенно усердно он настраивал фотоаппарат рядом с укутанными с ног
до головы женщинами, полностью скрывавшими свои лица под хиджабами. Одна дама
была не только в платье и хиджабе, но и в перчатках, и в тёмных очках. Так что
даже определить цвет её кожи было невозможно. Многие мужчины были одеты в
длинные свободные платья, но большинство всё же выглядели обычно – в свитерах,
куртках, джинсах. Их было не так интересно фотографировать, однако именно такие
люди больше всего хотели попасть в кадр. Увидев нас, они начинали широко
улыбаться, и застывали в какой-нибудь, фотогеничной, по их мнению, позе. 
В назначенное время, наша
водительница-студентка не приехала. Мы сели на тротуар, чтобы подождать её ещё
минут десять. Вскоре, из ближайшего магазинчика, нам вынесли два стакана
горячего чёрного чая с сахаром. До этого, кстати, на железнодорожной станции,
нам подарили пару печенюшек и баночку персикового сока. Что ж, по крайней мере,
от голода мы в Иордании не умрём. Уже хорошо. Хотя, откровенно говоря, если я
продолжу питаться одними печенюшками, то даже штаны толстяка Сун Че станут мне
малы. Ладно, отсюда до голодной Африки рукой подать. Там похудею. Напившись чаю,
мы снова побрели на трассу, а спустя час уже ехали в Амман – столицу королевства
Иордания, на машине Ахмада Мохраби. Молодой водитель оказался интереснейшим
человеком. В своё время он учился в университете на инженера, серьёзно
увлекался наукой, и даже занимал по ней второе место по всему королевству.
Ахмад так и сказал: «В науке я был вторым по всему королевству». На мой вопрос:
«В какой науке?», Ахмад ответил: «В обычной науке». Я не стала больше
приставать к нему с глупыми вопросами. И даже ему, отличнику, обучение
обходилось в 2000$ в год. Тем, кто не был столь успешен в учёбе, приходилось
платить в пять-шесть раз больше. Ахмад проучился в университете всего два года,
так как неожиданно умер его отец, оставив сыну в наследство сто тысяч долларов
долгов, которые нужно было выплатить как можно скорее. Тут уже не до учёбы.
Пришлось срочно зарабатывать деньги. Но больше всего меня впечатлили
рассуждения Ахмада о жизни. «Жизнь бесконечна, – говорил он. – Очень важно
научиться отличать в ней добро от зла, и правду ото лжи. Ваше сердце всегда
знает правду. Даже если все вокруг говорят одно, а ваше сердце – другое, верьте
сердцу. Вот, например, посмотрите на улицу – вон, сколько машин, они все
добавляют вредные выхлопные газы в воздух, которым мы дышим. А ведь сейчас повсюду
только об одном говорят: что загрязнение – это плохо, деревья – это хорошо. Ну
и кто из этих болтунов хоть одно дерево посадил? Где деревья? Пустыня вокруг. О!
Смотрите! Мусор ещё из окон выкидывают. А сами всё про экологию рассуждают. Вон
люди курят… Моё сердце говорит, что это неправильно. И я буду жить по-другому.
Пусть я буду один. Но я буду жить так, как велит моё сердце, а не общество.
Человек рождается совершенным – разве появится у ребёнка желание курить, если
он никогда не видел сигарет? Но если его родители или друзья курят… Общество
насаждает человеку пороки… Мимолётное удовлетворение низменных страстей… Как
глупо это выглядит, если ты знаешь, что жизнь бесконечна». «А что, бывают
возвышенные страсти?» – спросила я. «Нет, – усмехнулся Ахмад, – я думаю, что
любая одержимость, любое неконтролируемое желание – низменны. Даже религиозная
одержимость – это состояние, в котором человек перестаёт слушать своё сердце. В
таком состоянии его легко обмануть. Что, в принципе, сейчас и происходит. Вот,
эти люди за окном – они сами себя обманывают, и не замечают этого».
Когда мы приехали в столицу,
Ахмад пригласил нас в необычное заведение, которое я прозвала соко-баром. В
соко-баре стояла пара столиков и короткая барная стойка. Вдоль стен лежали
корзины и ящики со свежими фруктами. Справа от бармена возвышался большой
миксер, а слева – такая же большая соковыжималка. Клиент, заходя в бар, тыкал
пальцем в понравившиеся фрукты, бармен закидывал их все или в соковыжималку,
или в миксер, и делал сок. Мог, по желанию клиента, добавить лёд или сахар, после
чего выдавал клиенту заказ в высоком пластиковом стакане с трубочкой. Ахмад
велел нам тыкать пальцами во всякие фрукты, а сам заказал обычный морковный
сок. Я существо любопытное, тыкала пальцами, в основном, во фрукты неведомые, а
потому и сок, в результате, получила с очень неожиданным неописуемым вкусом.
Дима заказал сок из инжира, винограда и граната. Услышав это, Ахмад сказал: «В
Коране написано, что лучшие из продуктов – это финики, инжир, виноград, гранат
и оливки». Я ответила, что это только для данного региона лучшие продукты. А у
нас в Сибири ничего из перечисленного не растёт. Хотела рассказать про нашу долгую
зиму, но подумала, что это будет звучать, как очередная жалоба. А я, между
прочим, пытаюсь работать над собой и перестать жаловаться на жизнь каждому
встречному. Это, конечно, очень удобно – расскажешь о том, как турецкие снежные
перевалы пешком форсировал, и тебя сразу в ресторан приглашают… Да ещё и
слушают, открыв рот, и восхищаются твоим героизмом. Просто праздник для раздутого
эго. Вот только сердце моё говорит, что болтать нужно поменьше. «Молчание –
золото», – говорит моё сердце. «А я жрать хочу», – отвечает желудок. И желудок,
зараза, громче говорит. Нет, мне определённо пора в голодную Африку.
– Может, вы есть
хотите? – спросил Ахмад, словно подслушав мой внутренний монолог.
– Да как сказать…
Ну, нас сегодня уже угощали печенюшками. Так что мы не очень голодные.
– Скажите, чего вы
бы хотели поесть, я вам этого куплю, и отвезу вас к выезду из города. Печенюшек
хотите?
– Нет, нет, только
не печенюшек, спасибо. Но мы бы с удовольствием поели фиников. Что? Я же не
сама попросила! – последняя фраза была сказана мною по-русски Диме, в ответ на
его суровый взгляд, в котором явно читалось слово «попрошайка».
– О! Наш пророк ел
только финики! – воскликнул Ахмад.
– Мухаммед? Ел
только финики?
– Да. Он съедал
пять фиников в день. Так в Коране написано.
– Он был
вегетарианцем! Да ещё и сыроедом. А почему тогда среди мусульман практически
нет вегетарианцев?
– Потому что
обычные мусульмане – просто люди. А Мухаммед был пророком.
– Я не думаю, что
пророки физиологически сильно отличаются от простых людей.
– Я тоже так не
думаю. Пророков, кстати, было около 25 тысяч, из них было 20 лучших, а Мухаммед
– последний. И вряд ли все 25 тысяч питались одними финиками. Просто Мухаммеду
нравилось так питаться.
– А как может
Мухаммед быть последним пророком, если жизнь – вечна? В вечности же ничего не
может быть последним… или первым. Я так думаю.
– Браво! Это
вопрос, который стоит задать самому Мухаммеду. В Коране сказано, что после него
пророков не будет. Мухаммед говорил, что он вернётся на Землю вместе с Иисусом,
чтобы спасти оставшихся на планете людей. А когда люди спросили его, чем же им
заниматься на Земле до его возвращения, Мухаммед ответил: «Сажайте деревья».
– Вот это да! А
Дима, как раз, везде вдоль дорог деревья сажает! Мы собирали семена местных
деревьев в лесах, где ставили палатку, а потом на участках, где деревьев нет,
он их в землю закапывал. В Азербайджане целую аллею в одном месте посадил. А в
Сирии он финиковые косточки в пустыне закапывал. Ну… Их, конечно, поливать
надо, но климат-то меняется. Вдруг прорастут когда-нибудь.
Мы с Ахмадом разговаривали всю
дорогу до рынка, где он купил нам два килограмма отборнейших фиников и две
полуторалитровые бутылки воды. Я переводила Диме только то, что говорил Ахмад,
так как моё произношение Дима уже мог понимать и без перевода, но вот арабский
английский был для него сродни древнекитайскому. Он не мог разобрать ни слова.
Не удивительно. Например, английское «уэлком» (добро пожаловать), в исполнении
арабов звучало, как «вельком». И я, мало-помалу, стала адаптировать своё
произношение к их, и некоторые слова также начала произносить с арабским
акцентом. Чем, кстати, совершенно убила своё безупречное канадское
произношение.
Ахмад
не только вывез нас из города, но и провёз дополнительно несколько десятков
километров, в течение которых мы с ним говорили об экологии, религии, о
мироустройстве и восприятии реальности. Когда пришла пора прощаться, мне
захотелось обнять его, как брата, но в мусульманских странах это считается
верхом вульгарности, а потому пришлось просто пожать ему руку, улыбнуться (что,
в принципе, тоже является верхом вульгарности, но я этого ещё не знала), и
сказать: «Прощай, брат. Будь счастлив».
Таких
людей, как Ахмад, мы не встречали больше нигде на Ближнем Востоке. Он был «своим»
человеком. Таким же, как иранец Хуман, с которым мы познакомились на Бали, как
отец Юджин – священник из Малайзии, как Эча – индонезийский студент. Все эти
люди были особенными. Они принадлежали к разным культурам, разным нациям и
религиям, но каждого из них мне хотелось назвать братом. Они смотрели на мир
своими глазами, они искали правду и слушали своё сердце…
Близился
закат. Из-за горизонта выползла гигантская луна. Полнолуние. Хорошо, значит,
темноты не будет вообще – солнце сядет, а луна будет светить. Можно идти вдоль
трассы, пока не найдём подходящее место для ночлега… Идём… Вдоль дороги
наконец-то появилась растительность. А самое главное – на улице уже ночь, а мы
всё ещё не стучим зубами от холода!! А вот и первый потенциальный претендент на
звание места нашего ночлега – оливковый сад. Дима отправился исследовать сад и
фотографировать гигантскую луну, а я осталась с рюкзаками у дороги. Вскоре из
сада донеслись приглушённые голоса. «Ну вот, – подумала я, – хозяева обнаружили
у себя в саду молчаливого иностранца с фотоаппаратом. Сейчас начнётся цирк.
Поспали, называется. Придётся готовиться к срочной эвакуации». Я надела свой
рюкзак, и затянула потуже лямки. Голоса приближались. С удивлением, в одном из
говоривших я узнала Диму. Он повторял все те же фразы, которые уже сотни раз я
говорила разным водителям: «Мы пришли из России… Пешком и автостопом… Будем
спать в палатке». Из сада вышел пожилой араб в сопровождении моего мужа. Дима подхватил
свой рюкзак, и сообщил мне, что этот человек приглашает нас в гости. Понятно.
Хитрый Дима специально прикидывался, что не понимает арабов и вообще не говорит
по-английски, чтобы не вести долгие скучные разговоры с водителями, а спокойно
любоваться проплывающими за окном автомобиля пейзажами. Ну и ладно. Мне
нравится вести долгие скучные разговоры с водителями, ведь изредка среди них
встречаются Ахмады.
Хозяин
сада жил в современном двухэтажном коттедже, возвышавшемся на холме, окружённом
оливковыми и фиговыми рощами. В коттедже жил сын хозяина со своей женой –
учительницей арабского языка, свободно говорившей по-английски, и пятеро их
детей. Дети были маленькие (самому младшему как раз сегодня исполнялось четырнадцать
месяцев), а потому я морально приготовилась к шуму, крикам и круглосуточной
охране наших рюкзаков, но дети, к моему удивлению, оказались не по-детски
скромными, тактичными и тихими. Нам выделили большую комнату с телевизором и
необъятной кучей прямоугольных подушек на полу, из которых можно было собрать
всё, что позволит фантазия. Сначала мы соорудили из них стол и два кресла, так
как нам принесли ужин, потом диван, так как нам включили телевизор, и сообщили,
что в нём аж 1300 каналов. Ну, а после просмотра последних российских новостей
(в Москве-то первого декабря было +5, ого-го!), мы придали подушкам форму
кровати, и легли спать. <-- Предыдущая страница --- | --- Следующая страница -->
|
