Глава 15. МОЖНО ЛИ БЫЛО ОСТАТЬСЯ В РАЮ?
Для меня лично главным доказательством того, что человек
имеет божественное происхождение и когда-то жил в РАЮ,
является наше маниакальное стремление создать
подобие РАЯ на своем приусадебном участке.
В.К. Железов, «Сибирскй сад – Сотворение чуда»
После короткой ознакомительной прогулки по палубе я вернулась к Диме, ожидавшему меня рядом с рюкзаками. К моему удивлению, Дима вёл вменяемый диалог с пареньком-индонезийцем лет двадцати, на английском языке. «А вот и моя жена», – Дима показал на меня и замолчал. А жаль. Было бы интересно послушать, как он говорит. Может, уже можно переложить часть коммуникационных обязанностей на его плечи?
– Здравствуйте, меня зовут Лина. Неужели мой муж говорит по-английски?
– Здравствуйте. Да, говорит. Я, правда, только простые вопросы задавал – откуда вы, куда собираетесь. Меня зовут Эча.
– Рада знакомству, Эча, хочешь бутерброд с арахисовым маслом? А то мы как раз ужинать собираемся.
– Не откажусь, спасибо.
Пока я делала бутерброды, Дима, подбодрённый признанием того, что он говорит по-английски, стал спрашивать Эчу откуда он сам, и куда собирается. Парень оказался студентом. Университет, в котором он учился, находится на Суматре, а его семья живёт в Джакарте – на Яве. Теперь Эча едет с тётей и дядей домой – на каникулы.
– Скучаешь по родным во время семестра? – спросила я, протягивая Эче бутерброд.
– Спасибо. Да, скучаю. По девушке своей сильно скучал, когда уехал.
– Когда уехал – скучал, а теперь не скучаешь?
– Как сказать… Мы расстались. У неё теперь другой парень, но это даже к лучшему – с ним она хоть сможет видеться чаще, чем два раза в год. Я искренне желаю ей счастья.
– С таким подходом к женщинам, думаю, тебе, Эча, гарантировано семейное счастье. Мало кто сейчас искренне печётся о благе своей половинки. Всё чаще жалуются, что половинка для них мало делает – или мало зарабатывает, или мусор не выносит, или еду невкусную готовит… – с этими словами я протянула Диме бутерброд с арахисовым маслом, – с этого и начинаются скандалы, разводы.
– В большинстве случаев – да. Я уже говорил Диме, а теперь скажу Вам – в Индонезии не везде так плохо. Есть одно место…
– Что ты, Эча, я не про Индонезию, я про Россию говорила.
– Боюсь, проблема непонимания между супругами вообще не привязана территориально. Люди, они и в России, и в Индонезии – люди, со своими слабостями и недостатками. Но я не об этом. Я хочу рассказать вам про одно место, где нет этих проблем. Там никогда не услышишь криков, как здесь, и семьи там счастливые, и дети не плачут. Там нет асфальта и бетона, радио и телевидения. Только вечнозелёные джунгли и добрые люди, живущие в простых бамбуковых хижинах.
– Как это до них радио и телевидение не добрались? – удивлённо спросила я, синхронно переведя слова Эчи для Димы.
– Они его не пустили. И радио, и телевидение, и демократия, и ислам пытались завоевать этих людей, но они устояли. Когда мусульмане пришли в те края, предки сегодняшних баорийцев отказались принять новую веру. Они ушли глубоко в джунгли и продолжали жить по своим законам. После нескольких неудачных попыток заставить их получать документы на собственную землю, власти согласились позволить поселению Баори жить так, как они хотят, оформив все их земли, как резерват. Одно «но»: для этого глава их поселения должен был приехать в Джакарту, встретиться с чиновниками, и подписать ряд документов. А он, отказавшись пользоваться транспортом, пошёл в столицу пешком!
– Значит, эти баорийцы сознательно отказались от благ цивилизации? Или что-то они считают приемлемым? Например, амиши, хоть и живут, как в шестнадцатом веке, но, на сколько мне известно, покупают в магазинах ткани, используют зеркала и могут ездить на автомобилях, но только пассажирами. И телефоны у них бывают – один на несколько домов.
– Баорийцы даже ткань делают сами – нитки прядут из растительных волокон и красят только тем, что могут найти в природе. Они считают, что современная цивилизация ведёт людей в пропасть, и не хотят ничем поддерживать её. Автомобили, по их мнению – главный источник загрязнения воздуха, и каждый пассажир участвует в загрязнении природы наравне с водителем. Ни телефонов, ни зеркал, ничего промышленно произведённого у них в домах не увидишь – только то, что они сделали сами из даров природы.
– А ножи или топоры у них есть? Вообще, что-нибудь металлическое они используют?
– Да, у каждого мужчины и мальчика есть меч – они всегда носят его с собой. И бамбук им рубят, и фрукты режут, но никого не убивают. Эти мечи не видели крови. Их куют в отдельной деревне, тоже вручную. Кузнецам приносят фрукты или ткани за новые мечи.
– Неужели и рудники у них свои? Не думаю, что правительство так легко оставило бы их в покое, если бы они жили на месторождении железняка.
– Нет, рудников у них нет. Деревня кузнецов находится среди нижних деревень Баори – там живут те, кто считает, что необходимо использовать лучшие достижения цивилизации, избегая худших, типа телевидения, пистолетов, гамбургеров и тому подобного. Среди прочего, они используют деньги и закупают сталь на фабриках. А жители верхних деревень считают, что не бывает лучших и худших достижений цивилизации, все их легко можно использовать во вред.
– Это точно. Но, вообще-то меч тоже легко можно использовать во вред.
– Нет, меч – это их традиция. Я видел мальчугана лет пяти с кинжалом на поясе. Доверили бы они кинжал ребёнку, если бы кто-нибудь воспринимал его, как опасное оружие? Нет. Дети с рождения видят, что кинжал – это инструмент, им можно деревяшки строгать. Малыши любят мастерить что-нибудь, вот родители и дарят им личный инструмент. Пусть учатся с ним обращаться. Подрастут – получат настоящий меч. Хотя, пожалуй, не мне объяснять их философию. На самом деле, баорийцы – совсем другие люди, не такие, как мы с вами. И, возможно, мы вообще не способны понять истинной причины того, почему они так живут. Главное, что я хочу сказать – это то, что я восхищаюсь этими людьми, и мне бы хотелось, чтобы вы побывали в верхних деревнях, посмотрели, как они живут.
– А как ты узнал о них?
– Я долгое время работал гидом, а нижние деревни зарабатывают на туризме. Вот в них я впервые и попал. Начал водить группы, жители деревень продавали моим туристам сувениры и были благодарны мне за то, что я им рынок сбыта обеспечиваю. С одним из жителей, по имени Жарду, я подружился, и, когда ему, по делам пришлось отправиться в Джакарту, он останавливался в моём доме. Я выучил их язык. Жарду рассказал мне, что все нижние деревни заселены изгнанными потомками жителей верхних деревень. Если кто-то не хотел придерживаться традиций предков и хотел зарабатывать деньги, то его отправляли жить вниз. От него не отказывались, просто не позволяли на территорию их деревень нести мусор цивилизованного мира. Запишите имя Жарду. Когда доберётесь до нижних деревень, разыщите его, и скажите, что вы – мои друзья. Он поможет вам добраться до верхних деревень. Хотя, как правило, туристов туда не пускают. Для некоторых индонезийцев, иногда, делают исключения, но не для иностранцев. Но вам, думаю, стоит попробовать. Очевидно, что вы не просто туристы. На всей их территории запрещено пользоваться любой техникой. Никому. Даже фотографии делать нельзя.
– А там видимая граница между теми деревнями, в которых можно фотографировать, и теми, в которых нельзя, есть?
– Да. Несколько лет назад фермеры начали вырубать джунгли, отведённые под резерват Баори. Это было незаконно, но деревья-то погублены, их обратно не воткнёшь. Баорийцы тогда за одну ночь, собравшись всем населением и верхних, и нижних деревень, огородили огромную территорию, на которой стоят верхние деревни и несколько нижних, а также все их сады, разбросанные по джунглям на больших расстояниях друг от друга. Фермеры утром пришли, увидели забор, и ломать его не рискнули. С тех пор на земли Баори никто не претендовал. На территории, ограниченной этим забором и рекой, которую вам предстоит пересечь по бамбуковому мосту, нельзя фотографировать. На этой территории нельзя ничего оставлять, и ничего нельзя уносить с собой. Ничего материального, я имею в виду. Там запрещено любое убийство, воровство и ложь.
– Удивительно. Похоже на описание другого мира.
– Это и есть другой мир. Вообще, на их земле и природа какая-то другая – добрая, дружелюбная. Представляете, у них есть мост через реку, который вырос сам! Два дерева протянули с разных берегов корни друг к другу, и так сплелись, что получился красивый и удобный мост. Жарду водил меня туда. Выглядит просто потрясающе. Как будто деревья захотели специально сделать переправу для людей.
– Эча, то, что ты рассказываешь, звучит поразительно. Возможно, мы посетим земли Баори. Но деревень, как я понимаю, немало, вдруг, там много людей, по имени Жарду? Как нам найти именно твоего друга?
– У баорийцев принято давать каждому новорожденному своё собственное имя. Единственное на все, и нижние, и верхние деревни. У них нет двух людей с одинаковыми именами.
– Сотни разных имён?
– Нет, тысячи.
– Ого…
Всё это время я либо переводила Эчины слова, либо говорила сама, так что свой бутерброд с арахисовым маслом я так и не смогла попробовать – Дима уже давно на него косился, так как по причине своей молчаливости, уже слопал свою порцию. Эча свою съел только наполовину. Откусив кусок бутерброда, я отдала его мужу, а сама принялась намазывать себе новый.
– Так значит, сейчас вы держите путь в Джакарту? – спросил Эча.
– Да, автобус, на который нас посадили, едет в Джакарту. Вообще-то мы планируем попросить водителя высадить нас где-нибудь в лесу, так как до столицы доберёмся только к ночи, когда все мечети и церкви уже будут закрыты. А на улице в городах мы ночевать не любим.
– Так, может, тогда к нам присоединитесь? У дяди в машине как раз два свободных места есть. Думаю, он с радостью пригласит вас переночевать у него дома. А утром я вам Джакарту покажу.
Променять тесный вонючий автобус на удобные места в автомобиле, да ещё и с таким интересным собеседником? Мы, не раздумывая, согласились. Оставалось только узнать мнение хозяев автомобиля. Собрав остатки провизии в пакетик, мы, следуя за Эчей, отправились в пассажирский трюм, искать дядю и тётю. Дядя пригласил нас в гости сразу, как только мы представились. Так состоялось наше знакомство с Эчей и его семьёй. Эча стал нашим хорошим другом. Сейчас я нарушу хронологию событий, чтобы не выдать местонахождение деревень Баори, так как мы с Димой пообещали, что никому не расскажем, где они находятся. Даже название «Баори» мы придумали, чтобы по настоящему названию никто не смог вычислить это место. И имена всех жителей деревни мы выдумали – взамен настоящих. Эти люди на самом деле хотят, чтобы их оставили в покое, но об их опыте, по моему мнению, просто необходимо рассказать. Ведь своим существованием они доказывают возможность другой жизни. Доказывают, что можно устоять против системы. Можно создать свой, независимый мир, и жить в нём свободно и счастливо…
Мы шли по пыльной дороге, задерживая дыхание каждый раз, когда мимо нас проносился очередной грузовик. Выглядели оба неважно – снова толстый слой дорожной пыли на лицах, одежде и рюкзаках.
– Эй, мистер, идите сюда! – донеслось из коричневого облака пыли где-то через дорогу.
Мы не обратили внимания и продолжали брести вдоль обочины.
– Хеллоу, мистер, идите сюда! – облако рассеялось, и мы увидели молодого полицейского, махавшего нам рукой со своего поста. Заметив, что мы не останавливаемся, парень перебежал дорогу и догнал нас. – Хеллоу, мистер, вы, наверное, не слышали, я звал вас!
– Показать наши документы? – спросила я.
– Нет, что вы, я просто хотел узнать кто вы, откуда и куда идёте. Меня зовут Харди́.
– Очень приятно, Харди, меня зовут Лина, моего мужа – Дима, он плохо говорит по-английски. Мы – русские, идём в деревни Баори.
– А почему пешком?
– Нам так нравится.
– Это здорово! Кушать хотите? У нас здесь столовая хорошая. Пойдёмте, я угощаю.
Посовещавшись с Димой, мы решили сделать перерыв, умыться и перекусить.
Во время трапезы мы поняли, что Харди заинтересовался нами не как полицейский, а как человек, а потому охотно ответили на все его вопросы о нашем путешествии.
– Но в верхние деревни нельзя. А для посещения нижних деревень вам, как иностранным гражданам, нужно специальное разрешение. Без него вам не позволят даже на джунгли баорийцев посмотреть, – сообщил нам Харди, узнав, что мы идём именно в верхние деревни.
– А где такое разрешение можно получить?
– Я знаю где. Доедайте, я пока отпрошусь с работы до конца дня. Поеду с вами.
Харди ушёл. Вернулся он с маленькой фотокарточкой, из разряда тех, что вклеивают в удостоверения.
– Вот, возьмите. Это я. На обороте – моё имя и телефон. Если будут проблемы, звоните.
Я засунула фотокарточку под обложку загранпаспорта. Харди вышел на дорогу, остановил проезжающий грузовик, перебросился парой слов с водителем, и подозвал нас.
– Поедем в кузове, он довезёт нас до офиса.
Минут через двадцать, совершенно чумазые, мы вылезли из кузова и отправились вслед за не менее чумазым Харди, уверенно шагающим по направлению к большому административному зданию. Отряхивая на ходу брюки, Харди вошёл в один из кабинетов. За широким офисным столом сидел во вращающемся кожаном кресле, какой-то начальник. Дальше всё происходило, как во сне. Нам предложили присесть и подождать, а Харди ходил по кабинетам с нашими паспортами, приводил нам каких-то чиновников, всех в чём-то убеждая. Мы просто сидели и смотрели. В итоге, начальник в кожаном кресле спросил нас по-английски:
– У вас есть фотографии 20 на 30 мм?
– Есть, – ответила я.
– Давайте сюда.
Начальник пристеплерил наши фотографии к каким-то бумажкам, исписанным на индонезийском языке, поставил печати, подписал, и протянул нам, вместе с нашими паспортами:
– Вам разрешено посетить нижние деревни Баори, но фотографировать и снимать после моста – запрещено, как и использовать любую технику, как то: часы, телефоны, GPS-навигаторы. Ночевать за мостом тоже нельзя, так что рассчитывайте время, чтобы вернуться засветло – фонарей там тоже нет.
Харди, довольный своей работой, поблагодарил начальника, и, выведя нас на улицу, сказал:
– Ну вот, теперь всё в порядке. У вас есть разрешения. Что планируете делать дальше?
– Пойдём. Надеюсь, мы успеем засветло выйти из этого города.
– Может, у меня переночуете? А утром я помогу вам до следующего городка добраться, там моя невеста живёт. Она будет рада познакомиться с вами.
– Хорошо.
Наутро, отлично выспавшись, мы снова вышли на грунтовую дорогу. Харди в полицейской форме, как и вчера, «застопил» нам грузовичок, и вскоре мы уже шли по узким улочкам провинциального городка, в котором жила его невеста.
– Вот, в этой школе она работает! – сообщил, с гордостью, Харди.
– Она учительница?
– Да, учительница младших классов.
– А вот в этом переулке она живёт! – сообщил, с не меньшей гордостью, Харди, спустя минуту.
– Угу.
– А это дом, в котором она живёт!
– Понятно.
Нас представили родственникам невесты, но, к сожалению, та, ради знакомства с которой мы пришли, всё ещё была на работе. Харди позвонил ей, и девушка пообещала прийти через пятнадцать минут. Хозяйка дома взбила нам в блендере помидоров с кубиками льда, чтобы мы не скучали…
Пока мы в ожидании пьём ледяной томатный сок, расскажу кое-что о приветствии в той части света. Ты можешь здороваться как угодно со своими сверстниками, и теми, кто младше тебя. Проявлением дружелюбия и гостеприимства являются вопросы: «Откуда ты?» и «Куда ты идёшь?», заданные, в случае приветствия любого иностранца, независимо от пола, сразу после «Хеллоу, мистер» (это нам Эча сказал). Но, когда здороваешься с человеком, который значительно старше тебя, нужно взять его правую руку в свою и поклониться так, чтобы лбом коснуться тыльной стороны его ладони. «Это проявление уважения к его возрасту», – сказал Эча. Дима, в ответ на это, сразу сообщил, что дело не в количестве, а в качестве прожитых лет. А кланяться только за то, что кто-то дожил до восьмидесяти лет, по его мнению, нелепо. «Порой, люди целую жизнь спят. И гадят. И я за это им руки целовать буду?? Ну уж нет». А я ничего против не имела. Каждый раз, когда меня представляли какой-нибудь бабульке, я, с радостью кланялась ей по всем правилам. Кстати, о бабульках: Эча рассказал нам такую индонезийскую притчу: «Жила-была одна старая женщина. Ей было целых сто лет. И был у неё молодой сосед. Как-то раз, сосед увидел, что женщина сажает кокос в своём саду, и крикнул ей: «Эй, старушка, ты зачем кокос сажаешь? Ведь тебе сто лет, и ты точно не доживёшь до того времени, когда пальма даст плоды! Зачем силы тратишь?». Женщина ответила – «А разве тебе никогда не доводилось есть плодов с пальмы, которую посадили задолго до твоего рождения?». Хорошая притча. Как после неё не проникнуться уважением к индонезийским бабушкам?
К чему это отступление? К тому, что невеста Харди пришла домой с тридцатью своими учениками, которые ростом были нам примерно по пояс. И каждый из них, проявляя почтение, подошёл сначала ко мне, а потом к Диме, и прикоснулся своим лобиком к нашим правым рукам. А мы стояли, и не знали что сказать. Малыши, сразу после этого, отправились по домам.
– Вы не обиделись, что я их привела? – спросила невеста Харди. – Они просто никогда в жизни не видели иностранцев.
– Нет, конечно. Мы привыкли уже, – ответила я с улыбкой.
Девушка ушла вглубь дома, и я сказала Харди:
– Твоя невеста очень красива.
– Спасибо, но только ей об этом не говорите.
– Почему?
– Ну-у… Не надо.
Вообще, среди индонезийцев не так много людей, которых можно было бы назвать красивыми. Есть симпатичные, милые, хорошенькие… но их не так много. Часто, я даже боялась фотографировать, чтобы не запечатлеть случайно местных жителей, да простят они меня, слишком похожих на чертей. Но эта девушка была… Как ангел? Избито, но очень близко к истине. Вокруг неё витал дух чистоты, непорочности. Казалось, что вот-вот из-под хиджаба появятся крылья, и засияет нимб вокруг покрытой платком головы. Это была самая настоящая красавица. Наше с ней знакомство я восприняла как добрый знак. В последний раз ангелоподобного красавца мы с Димой встречали в Малайзии – в той самой мечети, после которой нам довелось провести ночь в пятизвёздочном отеле. Он был так красив, что мы сразу позиционировали его как холёного сынка какого-нибудь местного олигарха. Но, когда он подошёл к нам, чтобы познакомиться, оказалось, что он приехал в Малайзию из Бангладеша без гроша в кармане, а сейчас работает на стройке. Да с такой внешностью, парень мог бы вмиг покорить Голливуд, или мумбайский Боливуд. Но он пошёл работать на стройку! Точно – ангел.
Итак, знакомство состоялось, Харди повидался с невестой, и настала пора продолжить наш путь. Родственники девушки-ангела собрали нам в дорогу пакетик с провизией. Показывая на упаковку медового печенья, тётушка девушки сообщила, что «это очень-очень вкусно. Очень-очень!». Мы с благодарностью приняли подарки, и, после классической сцены прощания, снова сопровождаемые Харди, вернулись на дорогу. Парень остановил для нас ещё один грузовичок, а сам остался на дороге – ждать попутку в обратном направлении. Ему пора было возвращаться на работу. Спасибо тебе, Харди, спасибо огромное, друг! И за помощь, и за то, что познакомил нас с ещё одним по-настоящему красивым человеком. Красота вдохновляет. Благодаря этому, я полагаю, она и спасёт когда-нибудь мир.
