Глава 24. А МЫ ВСЁ ЕЩЁ В ПУТИ
Развязки здесь можно найти на всякий вкус, как в пьесах Дюсиса, кончающихся счастливо, или плачевно, сообразно чувствительности читателей.
Проспер Мериме, «Души чистилища»
Ну, вот и всё. Дальние страны позади. Мой английский мне больше не пригодится. Я облегчённо вздохнула, выйдя из здания казахской таможни. Повсюду русские лица… Ругается матом худенькая женщина, волоча за собой здоровенный баул. Хрипло хохочет её подруга – толстая, чрезмерно накрашенная пепельная блондинка с таким же баулом за спиной. На тротуаре дежурит толпа таксистов, готовая броситься на потенциальных клиентов, как стая голодных волков на кусок мяса. Господи, что происходит? Это не может быть моей Родиной! Я шарахаюсь от таксистов и кричу им по-английски: «Я не говорю по-русски! Не надо такси!». Таксисты переключаются на тёток с баулами, и мы, ускорив шаг, убегаем от границы.
Не успели мы пройти и километра, как нас настиг «Жигулёнок» одного из пограничных таксистов. Водитель, выглядывая из-за плеча своего пассажира, крикнул на плохом английском:
– Эй, садитесь в мою машину!
Ну вот… Довралась… Ну, не признаваться же теперь, что мы – русские. Некрасиво получилось.
– Мы заплатить не сможем, – ответила я на своём лучшем британском английском.
– Не надо платить. Видите, место у меня свободное.
– О’кей, Спасибо.
Водитель спросил откуда мы и как здесь оказались. Я ответила, что мы – англичане. Приехали из Лондона. Путешествуем по Азии автостопом. Дима молча смотрел в окно. К счастью, словарный запас водителя вскоре иссяк, и он стал по-русски обсуждать с пареньком-пассажиром европейских дармоедов, вроде нас, путешествующих автостопом. Мы с Димой при этом сидели с непроницаемыми лицами, усердно делая вид, что ни слова не понимаем. Некрасиво получилось. Совсем некрасиво.
На такси мы доехали до ближайшего маленького городка. Вышли из машины вместе с пассажиром и отправились дальше пешком, благо, с самого Хоргоса не было ни одной развилки, а потому заблудиться мы не могли. Городок кончился неожиданно быстро, хотя вдоль дороги ещё километра три встречались редкие домики. Впереди открылась панорама бескрайней казахской полупустыни. Чуть севернее она должна была превратиться в бескрайнюю казахскую степь, но то, что охватывал взгляд на тот момент, мало чем отличалось от пустыни: такая же голая, холмистая, безводная и безлюдная земля. Лишь редкие кусты вдоль дороги, да пятачки высохшей травы разнообразили унылый пейзаж. Решив перекусить, мы обнаружили, что кроме семян, в автобусе у нас стащили три луковые лепёшки, которые на границе нам подарила одна милая китаянка. Вот так. Кто-то дарит, кто-то ворует. Лепёшки мастерски вытащили прямо из-под клапана Диминого рюкзака. Ну что ж… приятного аппетита кому-то.
Полупустыня не особо впечатлила нас, поэтому, поставив рюкзаки у обочины, мы сели на жёлтую прошлогоднюю травку дожидаться попутной машины. Отныне общение с водителями целиком и полностью лежало на Диминых плечах. Мне хотелось помолчать и послушать русскую речь. Нормальную, литературную речь, без междометий. Честно говоря, за последние месяцы я здорово подзабыла родной язык, и даже в разговорах с Димой, порой, заменяла русские слова, которые не удавалось быстро вспомнить, на английские. К сожалению, все дорожные диалоги, услышанные мною в течение двух дней, за которые мы добрались до Российской границы, были довольно однообразны. Вариант первый, в Казахстане наиболее распространённый:
– Здравствуйте, мы путешественники из России. Возвращаемся домой без денег. Можно с Вами немного проехать?
– Без денег? Да кто ж тебя без денег повезёт? Бензин-то дорогой. Иди пешком, раз денег нет.
Вариант второй:
– Здравствуйте, мы путешественники из России. Возвращаемся домой без денег. Можно с Вами немного проехать?
– Без денег? Ну, вы даёте! Садитесь, конечно. Но имейте в виду, в Казахстане без денег вам далеко не уехать. Тяжёлая нынче жизнь пошла. Все, у кого машины есть, вынуждены таксовать, чтобы за бензин платить.
– Но Вы же нас взяли.
– Да я один такой. Готов поспорить, что вы здесь больше часа торчите.
И, слава Богу, второй вариант диалога повторялся достаточно часто, чтобы к полудню второго дня мы оказались в Семипалатинске, носящем на казахском языке лаконичное имя «Семей». Последний водитель, узнав, что мы за эти два дня ничего, кроме конфет, которыми он нас угостил, не ели, на прощание подарил нам несколько ярких разноцветных купюр – казахских тенге. Выйдя из его машины, мы, подгоняемые предвкушением счастья, сразу побежали в продуктовый магазин. О! С каким восторгом мы вкушали наш любимый чёрный хлеб, запивая его свежим прохладным кефиром! Как мечтали мы об этом моменте долгие месяцы странствий по дальним землям, где ни о кефире, ни о чёрном хлебе, никто даже и не слышал. Никакой королевский пир не насытит голодного путешественника так, как простая пища с его Родины. Как близко́ ты, человеческое счастье! А потом в руках у меня остался пустой тетрапак и полиэтиленовый пакетик из-под хлеба. Как мимолётно ты, счастье мирское… Я вздохнула, и опустила остатки пира в мусорный бак. Да-а… Чтобы научиться не мусорить, нам от многого придётся отказаться.
До Российской границы оставалось всего около ста километров. Мы хотели поскорее добраться до неё, чтобы не связываться с регистрацией, которую в течение трёх дней обязаны получить все временно пребывающие в республике. Так как это был наш третий день в Казахстане, мы поспешили на трассу, и вскоре ехали в автомобиле одного отзывчивого казаха. Казах оказался дистрибьютором продукции сетевой компании… Продавцом, сбытовым агентом, адептом сетевого маркетинга – называйте, как хотите. Он всю дорогу говорил только о своём бизнесе. Показал нам свой альбом мечты, заклеенный вырезками из глянцевых журналов, которые водитель с воодушевлением комментировал:
– Вот такой Мерседес я куплю своей дочери! А на таком буду ездить сам! А в таком доме буду жить! А потом я стану коронованным послом!
– Кем Вы станете? – от удивления, я напрочь забыла про свою политику невмешательства в разговор.
– Коронованным послом! – с гордостью повторил водитель.
– Что это значит?
– О-о-о! Это значит, что я буду безумно богат! У меня есть аудиозапись, где коронованный посол рассказывает о своём пути к короне! Она была простой домохозяйкой, а потом занялась сетевым маркетингом, и теперь прилетает на встречи на собственном вертолёте! Я включу вам эту запись. Слушайте внимательно, она по-настоящему добилась в жизни успеха. К её советам стоит прислушаться! – с этими словами водитель вынул из бардачка потёртую кассету и вставил её в автомагнитолу.
Из динамиков раздались аплодисменты. Мы слушали запись с какого-то семинара. Женщина действительно называла себя коронованным послом, чем очень веселила меня. Это же надо было такой дурацкий титул придумать! Кастовая система по-детсадовски: «Мы – коронованные послы, а вы – облапошенные ослы!» Минут через пять, от моего веселья не осталось и следа… Она не шутила. Она говорила серьёзно, о серьёзных вещах, профессионально разукрашивая жадность цветочками и бабочками, маскируя её под добро, радость, счастье. Самая опасная ложь – та, в которой 95% правды. Женщина, вещавшая с магнитной ленты, говорила правду, но подмешивала в неё капельку чёрной, тягучей лжи, которую я ощущала всем своим существом. Эта ложь, растекшись по извилинам мозга миллионов людей, попавших в ловушку сетевого маркетинга, заставляла их продавать барахло по астрономическим ценам, превращала их в рабов… нет… в дойных коров тех, кто стоит выше в этой пирамиде. И каждый новый «дистрибьютор» желал завести себе персональное стадо, продающее то же барахло ещё дороже, чтобы накормить и его, и всех его хозяев. А кто наполняет их кормушки? Кто покупает это барахло? Почему он не задумается о том, кому он платит? Человек создан свободным. Нам не нужны ни стиральные порошки для цветных тканей, ни электроподогреватели для кофейных чашек или другая подобная ерунда…
Довольный водитель выключил автомагнитолу, и сказал, что записи семинаров каждый раз вдохновляют его, оживляют его мечты, бережно хранимые в альбоме, и он надеется, что мы тоже когда-нибудь поймём, какое великое дело творит эта прекрасная корпорация, и пополним ряды его коллег, распространяющих по планете бесценные товары, и воплощающих свои мечты.
– Но это не Ваши мечты! Это картинки из журналов! Их не Вы нарисовали. Как можно вырезать из журнала свою мечту? – мой внутренний протест рвался наружу, но не мог обрести чёткую форму, чтобы дойти до сознания нашего водителя. Мне катастрофически не хватало слов.
– Это мои мечты! Ведь это я выбрал, что именно вырезать из журнала!
– Но в журналах всё плоское. Из бесконечного числа возможностей, окружающих Вас, Вы выбрали целью десяток ярких картинок!
– Вы не понимаете. Вам нужно съездить на наш семинар. Вот там – сила! Там ТАКИЕ люди! Они вам всё расскажут.
После этих слов я сдалась. Он меня не услышит. Против меня ТАКИЕ люди. А кто для него я? У меня не то что личного вертолёта нет, я даже за проезд заплатить не в состоянии… Значит, я – никто.
Когда-то давно, на уроке культурологии, я процитировала Ницше: «В стадах нет ничего хорошего, даже когда они бегут вслед за тобой». На что учитель удивлённо спросил:
– И причём здесь стада?
– Мы говорили об обществе… Я сказала, что люди должны мыслить самостоятельно, а Вы утверждаете, что нам нужна ПАРТИЯ. С главой – пастухом, который будет мыслить за всех.
– Я не говорил про пастуха. Я сказал, что людям нужен руководитель. Пастух нужен стаду. Вы же не хотите сказать, что люди – это стадо?
– Это Ницше сказал.
– Ницше про овец говорил, не про людей! Людей нельзя отождествлять с безмозглой скотиной. Посмотрите вокруг – вот они, студенты, ваши одногруппники. Разве можно кого-нибудь из них назвать овцой? Может быть, Вы себя считаете овцой?
Все засмеялись, и культуролог продолжил читать лекцию. Я до сих пор вспоминаю тот разговор, поскольку он показал мне, что у стада есть иммунитет против свободомыслия. Если учитель культурологии готов во время лекции, перед десятками студентов, сказать, что Ницше рассуждал об особенностях пастбищного животноводства… то о какой свободе может идти речь? Сидя в машине будущего казахского коронованного посла, я снова слышала голос учителя культурологи: «Вам нужен пастух! Без него вы – никто! Самостоятельно, вы даже мечтать не способны! Овцы! Овцы! Овцы! Бегите за нами!».
У каждого свой путь. Наш водитель избрал путь толпы… Мечту – по шаблону, жизнь – по шаблону… Что ж… Это его право. Но я почему-то счастлива, что ни в одном журнале во Вселенной не найдётся картинки с моей мечтой.
Мы вышли в десяти километрах от границы, закинули рюкзаки за спины, и отправились вперёд по дороге. Природа была уже «наша» – сибирская. Птички пели родными голосами, молодые берёзки шелестели на ветру маленькими зелёными листиками… Какие маленькие листики… Удивительно… А ведь я своими глазами видела в тропиках деревья, одним листом которых можно прикрыть оба наших рюкзака.
– Скоро будем дома, друг мой, – вырвалось у меня.
– Эх, Лена. Заканчивается, возможно, самое удивительное приключение в твоей жизни. Ты так очевидно рада этому, что я хочу задать тебе один вопрос: есть ли кругосветка в твоём альбоме мечты?
– Нет. На самом деле я никогда не мечтала о кругосветке.
– Чем дольше путешествуем, тем меньше я понимаю, почему ты выбрала этот путь. Дома тебе было хорошо. В отличие от меня, тебя всё устраивало в той жизни. Почему ты променяла её на кругосветку, о которой никогда не мечтала?
– Если коротко, то это был зов сердца, – подумав, ответила я.
– А если не коротко?
– Лет в 19 у меня возникла непоколебимая уверенность в том, что смогу достичь любой своей цели. Цель выбрала тривиальную: спасти мир. Но от кого спасать – не знала, и решила начать с его улучшения. Задалась вопросом: что делать, чтобы мир становился лучше? Похоже, человечество решает одни свои проблемы путём создания других проблем. Я понимала, что если буду жить так же, как и все, то ничего не изменится. Нужно было поставить промежуточную цель, чтобы понять, что делать. Поскольку под словом «мир» я тогда подразумевала планету Земля и всех её обитателей, логичным решением стало объехать вокруг света.
– А сейчас ты что-то другое подразумеваешь под словом «мир?»
– Другое. Но что именно – сказать сложно... Как вон то облако для меня – «облако», также и мир – «мир». И он не нуждается в спасении… Хотя, думаю, его можно сделать лучше. Говорят, совершенству предела нет.
– Теперь знаешь, как сделать его лучше?
– Один из способов точно знаю: берёшь, и приводишь в порядок всё, до чего дотягиваются твои руки.
– Руки – вот эти? Или в смысле потенциальных возможностей?
– Вот эти – обыкновенные человеческие руки. И на данный момент дотянуться ими я могу только до себя самой. Себя и буду улучшать. Глядишь, отращу себе руки подлиннее…
– И будешь, как орангутанг.
– Точно. Предпочитаю быть полезным для мира орангутангом, чем вредным человеком…
Нашу беседу прервал шум приближающегося автомобиля. Интересно, что может издавать такой звук? Треск, скрежет, лязг металла… Мы отошли поближе к обочине и остановились, чтобы встретить грохочущего монстра лицом к лицу. Из-за поворота выехал старый «Москвич». Сквозь дыры в мятом проржавевшем корпусе видны были автомобильные внутренности… Издав особо пронзительный скрип, «Москвич» остановился возле нас. Улыбающийся водитель, выглядывая из окна без лобового стекла, сказал:
– Могу до границы подбросить, если не боитесь.
– Да здесь рядом, пешком дойдём.
– Боитесь, значит…
– Нет, не боимся.
– Тогда садитесь.
С трудом открыв заднюю дверцу, мы забрались внутрь. На приборной панели была приклеена тройная икона – с Николаем Чудотворцем, Иисусом и Марией. Видимо, эта троица и позволяла машине передвигаться с завидной скоростью, несмотря на тяжёлые увечья. «Москвич» стонал, как умирающий, его корпус как-то подозрительно свободно двигался относительно моста, и мне даже пару раз казалось, что из-под него, сквозь дыры, на ходу вылетают какие-то детали. С Божьей помощью, мы доехали до границы минут за десять. Водитель пожелал нам удачи в пути, и, свернув на просёлочную дорогу, поехал (попрыгал) по своим делам (по кочкам и ухабам) на своём боевом вездеходе. Думается мне, что ему удача в пути пригодится не меньше нашего.
Но вот впереди казахская таможня. Последние шаги по «загранице». Перед шлагбаумом выстроились в ряд два десятка легковушек. Очередь. Мы зашли в здание таможни, сказали, что идём пешком, и товара у нас никакого нет. Можно без очереди? Можно. Выездные штампы, переход границы, российская таможня. Вот мы и дома. Родина началась с двух весёленьких ярко-оранжевых штампов в наших паспортах: «Россия КПП Веселоярск». Веселоярск, значит… Вечернее небо затянуло тучами, холодный ветер принёс откуда-то рваный полиэтиленовый пакет, и намотал его на колючую проволоку высокого забора… Вдоль дороги скачет по обочине пустая пластиковая бутылка, обгоняя другой мусор, обретший покой в толще засохшей грязи… Здравствуй, Россия!
Наши загорелые физиономии и заграничная одежда привлекли внимание дозорного отряда, скрывающегося в придорожных кустах. Подтянутый паренёк с автоматом, одетый в ветровку и штаны цвета хаки, отделился от густых зарослей, и пошёл к нам навстречу. Мы решили его проигнорировать. Вдруг человек в туалет ходил, а теперь обратно на пост возвращается. Мы, не замедляя хода, прошли мимо паренька, даже не взглянув на него. Пограничника этот манёвр не устроил, и он побежал за нами, крича на ходу:
– Стойте! Предъявите документы!
– Конечно. Пожалуйста, – я открыла наши паспорта на странице со штампами.
– Вы русские?
– Русские.
– Ну ладно, тогда идите дальше. Мы думали, что Вы – иностранцы.
Паренёк побрёл обратно к кустам, небрежно помахивая автоматом. Ну вот… Допутешествовались… Теперь же на каждом посту останавливать будут.
К закату мы успели доехать автостопом до пригорода Рубцовска. В этом городе живут мои родственники, и я даже уверена, что они были бы очень рады нас видеть, но я понятия не имела, как с ними связаться, а потому ночевать нам пришлось на улице. Самые ужасные ночёвки на улице – это ночёвки в черте города, где нет парка или леса. В Рубцовске есть парки, но мы до них не дошли. Пришлось искать пристанище на пустыре, который, как и положено городскому пустырю, был завален мусором. В поисках относительно чистого места под палатку, мы миновали большую кучу гнилого лука, который вонял, как… большая куча гнилого лука. Эх, знать бы розу ветров… Если ночью местный преобладающий ветер принесёт в нашу палатку этот аромат, будет печально. Но дух ветра был милостив. Мы неплохо выспались, встали с рассветом, упаковали рюкзаки, и отправились в город. На первом же посту ГАИ нас снова приняли за иностранцев, и, несмотря на Димино свободное, и моё условно-свободное владение русским языком, всё-таки отвели в отделение, где милиционер, внимательно изучив наши паспорта, пришёл к выводу, что мы действительно русские, и отпустил нас на волю. К восьми утра мы уже стояли на обочине дороги, ведущей в Новосибирск. Мимо проезжало много автомобилей, а потому мы не особо волновались, что никто не останавливается. Много машин, много людей. Кто-нибудь, да подберёт. Час стоим, два… три, четыре… Да что же это такое? Мы уже отвыкли от такого пренебрежительного к нам отношения. С одной стороны, всё логично. Их право – проехать мимо. С другой стороны – обидно! В дальних странах мы никогда, при условии такого количества транспорта, больше часа с протянутой рукой не стояли. В Казахстане – было дело, но ведь то Казахстан! А здесь свои, родные, земляки. Люди! Мы же братья! Но нет… Проносятся мимо… И у многих, прямо на лобовом стекле, здоровый такой православный крест висит… Христиане, блин. Возлюби ближнего, как самого себя… Настроение моё, после пяти часов бесплодного стояния на обочине оживлённой трассы, рухнуло вниз, скрывшись в толстом слое дорожной пыли. Чёртов автостоп. До Новосибирска около пятисот километров. Это десять дней пешего хода.
– Дим, пойдём пешком, – предложила я.
– Пойдём, – спокойно ответил Дима, помогая мне забросить на спину рюкзак.
– Ну и земляки у нас с тобой. Широта русской души, широта русской души! Хоть один бы остановился!
– Не ворчи. Это не поможет. Их машины – их правила. Хотят – останавливаются, не хотят – не останавливаются.
– Как надоела мне эта пыльная обочина. Никаких больше путешествий. Вот доберусь до Новосибирска, и всё! Проведу остаток жизни на кухне.
– Почему на кухне?
– Там моё место. Место нормальной женщины – у плиты на кухне. Носки вязать, пелёнки стирать… Ну, это можно и не на кухне… Но главное, что в дорожной пыли мне жить надоело. Хочу домой!
– Все хотят домой. Да где он, этот дом?
– Эй! Ребята! Идите сюда! – раздался мужской голос с противоположной стороны дороги. Нас звал водитель джипа, только что остановившегося на противоположной обочине.
– Нам в другую сторону, спасибо! – ответила я.
– Куда путь держите? – поинтересовался водитель.
– В Новосибирск.
– Меня зовут Владимир. Садитесь в машину, я помогу вам.
Оказалось, что Владимир видел нас в этом же месте четыре часа назад. Сжалившись над пыльными неудачниками, он решил купить нам билеты на автобус до Новосибирска, дал денег на еду, и оставил свою визитку на случай, если что-нибудь пойдёт не так. Я была так растрогана его щедростью, что написала на обрывке какой-то китайской квитанции наш домашний адрес и телефон, чтобы он непременно заехал в гости, если окажется когда-нибудь в Новосибирске. Спасибо Вам, Владимир. Будьте счастливы!
Домой мы вернулись 23 мая 2008 года. Позвонили в домофон на рассвете, дойдя пешком от автовокзала до дома моих родителей. Пройти девять остановок казалось нам смехотворно просто.
– Кто там? – спросила моя сестрёнка.
– Свои, – ответила я.
Пикнул домофон, открывая железную дверь… Когда мы вышли из лифта, на пороге квартиры, в прямоугольнике распахнутой настежь двери, стояли моя сестра и мама…
Я дома… Но наше с Димой путешествие не закончено. Не потому, что мы так и не объехали вокруг света, а потому, что сама жизнь стала для нас путешествием. Где бы мы ни находились – мы всё ещё в пути. Как и Вы, читающие эти строки: в пути к себе, в пути к мечте, в пути к «завтрашнему дню». У каждого – свой путь. Я нашла его в этом путешествии. Отныне я точно знаю, чего хочу. Разумеется, это не жизнь, проведённая на кухне. Это я сгоряча сказала. Я просто хочу жить. Жить по-настоящему, так, как велит моё сердце. Хочу быть собой. Всегда и везде. Мне предстоит стать мудрее, сильнее и красивее, чем я сегодняшняя. Вот этим я и займусь. Буду творить прекрасный мир, начиная с себя.
P.S. Спустя год и четыре месяца, мы с Димой снова соберём рюкзаки и отправимся пешком и автостопом в Африку… Будем неделями бродить по пустыням, драться с коварными арабами и есть дикие финики… Книгу о первом путешествии я писала восемь лет. Не уверена, что закончу когда-нибудь описание наших африканских приключений. Так что, если спросите, ждать ли вторую книгу, отвечу: «Однозначно, нет». В любом случае, скучно жить в ожидании чужих книг. Писать свои – гораздо увлекательнее…
Глава 25. ПОСЛЕДНЯЯ
Я много лет писала эти строки,
Так много, что приходится признать,
Вполне могла в примерно те же сроки
В стихах всю эту книгу написать.
Мне слов бросать на ветер не пристало,
И, современной моде вопреки,
Последнюю главу переписала,
Её все строки превратив в стихи.
В главе я этой подвожу итоги.
О том вам постараюсь рассказать,
Куда нас привели пути-дороги,
И вот с чего хотела бы начать:
Нет прозы жизни для меня отныне,
В стихах звучит не эта лишь глава,
В поэзии Пути живу поныне,
А эта книга – лишь одна строфа.
Из мелочей что в быте изменилось?
Мы начали пить кофе по утрам.
И с каждой чашкой, так уж получилось,
Мы продолжаем посещать Вьетнам.
В лишениях мы быстро научились
Ценить всё то, что окружает нас.
Подушки мягкие нам очень полюбились,
Но стал ненужной роскошью матрас.
Как пользоваться вилкой я не знаю,
И чтобы навык сей не воскрешать,
Отныне в рюкзаке не забываю
С собою палочки китайские таскать.
Подобными наполнив мелочами
Реальность повседневную свою,
Я необычность их не замечаю
И вас я ими вряд ли удивлю.
Тогда поведаю, что после приключилось:
Уж год с тех дней описанных прошёл,
И путешествие немного подзабылось,
И наш тропический загар сошёл.
Мы не смогли увлечь себя работой,
Дорога непрерывно в путь звала,
А в городе жизнь слишком беззаботной
И лёгкой непростительно была.
Сквозь пальцы быстро убегало время,
Уроков новых нам не принося;
И вновь, и вновь мы возвращались к теме ¬–
Куда отправиться на поиски себя.
Пока я изучала карту мира,
Мне очевиден стал такой момент:
Кому сейчас мала его квартира, –
Однажды станет тесным континент.
Так трудно выбрать путь, осознавая,
Что пред тобой открыты все пути.
Решенье родилось за чашкой чая:
Мы в Африку надумали идти.
О месяцах скитаний предстоящих
Повествованием чтоб вас не утомлять,
О самых ярких приключеньях наших
Предпочитаю вкратце рассказать:
Однажды ночью я в Каспийском море
Решила беззаботно понырять,
И, как итог, всё тело моё вскоре
Пришлось от нефти долго оттирать.
Ещё по древней Петре мы гуляли
C turisticus vulgaris наравне;
И в Сирии в то время побывали,
Когда никто не думал о войне.
Работали в Сахаре на раскопках,
Но археологи не дали нам копать –
Велели, выдав три мешка осколков,
Зубными щётками их отполировать.
При нас происходил раздел Судана.
Была одна, а стало две страны.
Я, помню, тогда здорово устала
Доказывать, что не шпионы мы.
В пустыне ночи нас безмерно восхищали,
Хотя не редко приходилось замерзать.
Стуча зубами, мы себе мешали
Её безмолвию глубокому внимать.
Когда аборигены узнавали,
Что мы идём в пустыню ночевать,
Они, вздохнув печально, начинали
Большими хищниками тщетно нас пугать.
Куда опасней воды Нила были,
О чём никто из нас, увы, не знал.
Купались в Ниле и из Нила пили,
Приблизив путешествия финал:
Едва не умерев от лихорадки,
Эвакуированы с помощью ООН.
Но всё прошло. Мы живы, мы – в порядке,
И вспоминаем Африку, как сон.
Россию с той поры не покидая,
Не ищем тягот в стороне иной.
Мы поселились среди гор Алтая,
А города – обходим стороной.
О мире знаю я не так уж много:
Лишь то, что он такой, какой он есть.
И я не вижу в мире ничего иного
Помимо удивительных чудес.
И я не перестану восхищаться
Многообразием той жизни, где
На фоне самых разных декораций
Всегда есть место красоте и доброте.
Приятно было мне стихосложеньем
Разнообразить творчество своё,
Но всё, я прекращаю изложенье.
Пора заняться точками над "ё".
Понравилась ли книга вам, скажите,
Мне ваше мнение услышать невтерпёж.
Надеюсь, вы не будете в обиде
За этот стихотворный выпендрёж.
Елена Крылова, 2016 год.
|
