Корни походили на щупальца гигантских спрутов, они были толстыми и очень прочными. Недолго думая, Дима, словно опытный скалолаз, взобрался по ним на стену. Я перевесила фотоаппарат на спину и, кряхтя, как старушка, медленно поползла за ним. Было не сложно и не страшно. Просто мне показалось, что в данных обстоятельствах уместно немного покряхтеть. Я вообще стала чаще чувствовать уместность собственных действий. Иногда эти действия оказывались глупостями – как, например, в этот раз, а иногда – нет. Впервые я начала делать то, что, по необъяснимым причинам казалось мне уместным, в Приморском крае, в России, около трёх месяцев назад. Мы тогда заблудились в уссурийской тайге, двое суток пережидали ливень в палатке, а потом, в поисках тропы, начали спускаться по руслу одного каменистого ручья. Из-за недавнего ливня все камни были скользкие, спускаться было по-настоящему опасно. Но я почувствовала острое желание закрыть глаза и сделать несколько шагов, не полагаясь на зрение. Я сама себя удивила тем, что поддалась этому желанию, послушно закрыла глаза, и сделала три-четыре шага, не снижая темпа движения. Испугалась, конечно. В первую очередь пугала собственная безответственность – что Дима будет со мной делать, если я посреди тайги ноги переломаю? Не стала ему об этом рассказывать. Прошло чуть больше суток, и у меня снова возникло это чувство, и снова в опасной ситуации – мы шли в кромешной тьме по разбитой лесовозами дороге, я – впереди. Вдруг дорога кончилась. Я остановилась на краю невидимого обрыва. Очевидно, что обрыв не мог быть глубоким – дорога, как ни как. И тут я понимаю, что считаю уместным прыгнуть вперёд… Вспомнив, что в прошлый раз всё хорошо закончилось, я смело прыгнула в темноту, пролетела примерно метр и плашмя упала в глубокую колею, заполненную жидкой грязью. Тогда я поняла, что каждый раз, когда иду на риск, я должна быть готовой к поражению. И с тех пор стала чаще потакать безопасным желаниям, типа желания покряхтеть во время несложного подъёма. Я перестала бояться глупо выглядеть! Страх стал лишь сигнализацией, предупреждающей меня: «Будь бдительна!» И боялась я только тогда, когда чувствовала уместность своего страха. Отныне я не боялась даже бояться.
Так. О чём я рассказывала? Ах, да. Ров, стена… Мы прошли по стене до одного из арочных входов в неё, и обнаружили, что никакой охраны там нет. Не обязательно было переходить через ров и лазать по корням. Ну и ладно. Зато есть, что вспомнить.
Джунгли, по которым мы гуляли последние двое суток, были самыми настоящими – с термитами, гигантскими муравьями и пауками, но были сплошь истоптаны местными жителями, добывающими себе дрова, и единственная опасность, с которой мы здесь столкнулись – тропы, ведущие в непролазные колючие кусты. Веришь человеку, который тропу проложил, думаешь, что он знал, куда идёт, а на деле оказывается, что он заблудился, а потом тем же путём вернулся – вот и получилась тропа.
На третий день мы отправились в Та Пром. Этот храм особо популярен среди туристов благодаря стараниям Голливуда. В одном из фильмов про Лару Крофт был эпизод, снятый здесь. Кинозвездой стало дерево, в объятиях могучих корней которого покоилось целое каменное здание. Когда мы подошли к храму, возле главного входа стояло три туристических автобуса. Как всегда, мы пошли искать дырку в стене, чтобы проникнуть внутрь. Нашли настоящий каменный вход, ничем не закрытый и никем не охраняемый. Рядом стояла лачуга из бамбука и строительного мусора, у которой было только три стены. Мы решили сделать привал и перекусить двумя бананами, приобретёнными, как и прежде, у «мартышкокормильца». Как только я достала из пакета бананы, из лачуги выбежал мальчик, лет пяти, и, показывая пальцем в рот, стал говорить: «Ням-ням». Конечно, один из бананов тут же достался ему, и мальчик, довольный, убежал обратно. Мы с Димой поделили второй банан пополам, и пообедали им. Тут из хижины появился ещё один мальчик, лет восьми, и тоже стал просить «ням-ням». Нет больше бананов. Надеюсь, младший догадался поделиться с ним. Пока дети не позвали кого-нибудь ещё просить «ням-ням», мы пошли дальше, войдя внутрь территории храма Та Пром.
Ого! Сколько туристов… Какие они все разные… Вот седой мужчина с длинными кудрявыми волосами, руки по локоть в браслетах и фенечках. Вот босой парень в одно-тонной коричневой одежде, напоминающей пижаму, а вон две лысые бабушки в серых длинных одеждах, мы таких в буддийских храмах пару раз видели. Но основной контингент – типичные туристы, возрастом от 20 до 80 лет, в рубашках и футболках, шортах и джинсах, кепках и широкополых шляпах, с фотоаппаратом через плечо и, как правило, маленьким рюкзачком за спиной. Подойдя к знаменитому дереву, мы скромно присаживаемся на близлежащие развалины и наблюдаем за туристами. Туристы, едва не отпихивая друг друга, по очереди встают между двумя особенно колоритными корнями (теми самыми, из фильма) и позируют для фотографии, которую в этот момент пытается сделать кто-то из их спутников. Фотограф старается захватить в кадр как можно больше дерева, а потому отгоняет постоянно лезущих в кадр других туристов. Лица последних были сердитые и злые, до того момента, как им удавалось-таки попасть к заветному месту. Тогда они на мгновение озарялись вымученной улыбкой, щёлкал затвор фотоаппарата, и они спешно, опасаясь быть затоптанными, удалялись к другим достопримечательностям.
Возле нас присели две девушки-англичанки, только что выбравшиеся из толпы вокруг дерева, одна из которых громко высказывала свои претензии к миру:
– Никакого уважения, лезут и лезут, им на всех, кроме себя наплевать! Кошмар какой-то. Ведь мы такие же люди, как и они, мы тоже хотим сфотографироваться, зачем толкаться и лезть в кадр?
– А вы подождите, пока они уйдут, – предложила я.
– Нет, нас такси ждёт, нам некогда. Но вот вы, похоже, не торопитесь, вы не из туристической группы?
– Нет. Мы вообще не туристы, так что нам торопиться некуда.
– А кто вы, если не туристы?
– Мы – путешественники из России, путешествуем пешком и автостопом, без денег.
– А как вы без денег, СЮДА попали?
– В обход чек поинтов и охранников.
– Здорово, а может вы видели где-нибудь здесь места, где не так много туристов, и тоже деревья на развалинах растут?
– Видели, в паре километров отсюда стоит живописный мостик, прямо посреди которого большое дерево вы-росло, там минут сорок назад вообще никого не было.
– Спасибо, ну тогда мы туда поспешим! Всего доброго!
– Удачи.
Минут через десять толпа плавно перетекла к сосед-ним развалинам, оставив дерево без присмотра, чем мы и воспользовались, наделав множество неплохих снимков. Вообще, храм Та Пром, как ни один другой, из посещённых нами, был примечателен обилием гигантских деревьев, вы-росших на поверхностях, для роста деревьев неприспособленных – на стенах, заборах, крышах, лестницах. Большинство деревьев сопровождались воткнутыми в землю табличками с непонятными мне надписями, типа: «Spung, tetrameles nudiflora, Datiscaceae». К этому виду принадлежало, в частности, знаменитое дерево на крыше.
Покидали Та Пром мы в сопровождении стайки детишек, размахивающих разноцветными сувенирами. Один мальчик играл на простой бамбуковой дудочке, коих ворох лежал на его круглом лотке-подносе. О! Как он играл! Переливчатая мелодия поразительной чистоты звонко отражалась от древних камней и тонула в кронах могучих деревьев. «Два доллара штука!» – крикнул мальчик и снова принялся играть. Мы понимали, что покупать ничего не будем, а потому и слушать бесплатно не решились. Увидев, что мы даже не замедлили хода, вся стайка стала преследовать нас по пятам, иногда рассыпаясь на отдельных детей с браслетиками, бусиками и коробочками из крашеного бамбука, чтобы, остановившись на нашем пути, потрясти своим товаром, крикнуть: «Два доллара штука!» и немедленно ретироваться, так как мы продолжали с упорством бульдозера идти вперёд, не замечая их. Через минуту преследования крики сменились сначала на «Доллар штука!» а потом «Доллар две штуки!», и, под конец, нам уже предлагали три дудочки за один доллар. Ах, милые дети, если бы не перспектива таскать на спине ваши чудные дудочки на протяжении месяцев дальнейшего странствия, я бы, бесспорно, приобрела их дюжину и раздарила бы добрым людям, но… Если бы не эти «но…», в мире всё было бы совсем по другому. Счастливых и самодостаточных людей было бы больше.
Заканчивался третий день нашего пребывания в Ангкоре, так что опасаться встречи с полицией не стоило – выгонят, так выгонят, мы всё равно уже посмотрели то, что хотели. Мы пошли по асфальтированной дороге, соединяющей все крупные храмы Ангкора, на ходу планируя дальнейший путь. Было решено завтра утром отправиться прямиком на камбоджийско-тайскую границу, в городок Poipet, по-русски именуемый Паойпэт, и уже ехать в Таиланд. Хорошо, что нам визы не нужны, а то денег осталось – четыре доллара на двоих. Мы оставили на видном месте у дороги наш путеводитель – слово Poipet легко запомнить, да и карта была уже не актуальна, так как до границы всего сто сорок километров, а путеводитель хороший, наверняка, кому-нибудь из туристов пригодится. Представляя, как наш путеводитель находит путешественник, только что заказавший его у Вселенной, мы радостно улыбались миру. Мир не замедлил ответить на наши улыбки чудом, воспользовавшись для этого случайно проезжавшим мимо седаном, водительница которого сразу свернула на обочину, и по-английски предложила нас подвезти. Слишком дорогая машина для такси. «Мы заплатить не сможем…» – говорю я, но водительница лишь улыбается в ответ и подтверждает, что она – не таксистка, а просто решила подвезти нас, так как нам явно по пути. Садимся в машину и тут же подвергаемся стандартному допросу:
– Вы из какой страны?
– Из России.
– О! Русские у нас очень редко бывают, и почти ни-кто из них по-английски не говорит. И гидов русскоговорящих здесь нет. Куда сейчас направляетесь?
– К Ангкор Вату, там рядом рыночек есть, хотим овощей на ужин купить. Только там выбор уж очень бедный, может, подскажете, где ещё здесь дешёвые овощные рын-ки найти можно?
– Возле Ангкор Вата? Там полно кафе, поужинали бы там. А про рынок я в тех местах не знаю. Вот возле Та Прома был хороший рынок. У меня там свой ресторанчик, мы на этом рынке все овощи и покупаем.
– А мы как раз от Та Прома и идём, жалко, что рынок этот не заметили. В кафе ужинать – это не для нас – у нас всего четыре доллара, как раз на две тарелки еды из кафе. А огурчиками и бананами с дешёвого рынка мы ещё неделю на эти деньги питаться сможем.
– Интересно… Что ж вы в Камбоджу прилетели без денег?
– А мы не прилетели, а пешком пришли. Уже скоро пять месяцев, как мы в пути.
– Ого... А у меня возле дома ещё рынок есть, могу вас туда отвезти – это в паре километров от Ангкор Вата. Только придётся за чек поинт выехать. У вас билеты-то есть?
– Нет.
– Ух-ты. Вот, ребята, вам немного денег, покушайте нормально, а как время будет, заходите ко мне в ресторан, я вас там бесплатно накормлю.
– Спасибо большое, но мы завтра уже покинем Ангкор, так что зайти к Вам не успеем.
– Ну тогда вот вам ещё немного денег, и я вас прямо до Ангкор Вата довезу…
Утром мы в последний раз искупались во рву и начали собирать вещи. Как раз во время складывания алюминиевых стоек от палатки, в десяти метрах от нас отчётливо раздались голоса, а спустя пару минут, и шипение раций, говорящих что-то на кхмерском языке. Нас окружили полицейские. Никто из них не говорил по-английски, поэтому нас жестами попросили следовать за ними. Один из встречавших нас на выходе на асфальтированную дорогу стражей порядка спросил у Димы, говорит ли он по-английски. Дима честно ответил, что не говорит. Я скромненько промолчала. Нас жестами пригласили сесть в машину, на боку которой красовалась надпись: «Tourist police».
В офисе туристической полиции нам по-английски пытались объяснить, что спать на территории комплекса нельзя, но я, уместно испугавшись того, что сейчас они начнут спрашивать билеты, а потом ещё и на штраф какой-нибудь намекать начнут, решила забыть начисто английский (ведь недаром вчерашняя хозяйка ресторана упомянула о том, что русские по-английски не говорят). Я протянула полицейским наши загранпаспорта, указывая на надпись «Russian Federation». Это подействовало. Данные наших паспортов были занесены в какую-то тетрадочку, а потом англоговорящий полицейский нарисовал нам на каком-то бланке зачёркнутую палатку. «No sleep. OK», – проявила я глубокое знание английского, услышав в ответ сдержанное «yes». После этого мы беспрепятственно покинули пешком территорию самого большого в мире храмового комплекса Ангкор.
Глава 5. СКВОЗЬ БЮРОКРАТИЧЕСКИЕ ТЕРНИИ
Где у нас приговоры народных судов за то, что рабочий или крестьянин,
вынужденный четыре или пять раз прийти в учреждение, наконец,
получает нечто формально правильное, а по сути издевательство?
Ведь вы же коммунисты, почему же вы не организуете ловушки этим господам бюрократам
и потом не потащите их в народный суд и в тюрьму за эту волокиту?
В. И. Ленин, «Заключительное слово по докладу о продовольственном налоге,
X Всероссийская конференция РКП(б)»
Проехав автостопом около ста километров, мы оказались в городе, названия которого так никогда и не узнали. Впрочем, подавляющее большинство посещённых нами городов, остались в памяти безымянными. Прошагав сквозь город по центральной автостраде, к вечеру мы вышли на продуктовый рынок, расположенный на самой окраине. Рынок оказался так себе: и выбор не ахти, и цены завышенные, зато единственный продукт с приемлемой для нас стоимостью – батат, продавался по восемь килограммов за доллар (!). Мы купили два килограмма вышеназванного корнеплода и отправились искать место, где его можно было бы сварить. Но, как назло, нас окружал промышленный пригород, где ни кафе, ни нормальных жилых домов нет. И так идти тяжело, да ещё два килограмма ноши добавилось. Увидели закрытый жилой дом с каменной лавочкой возле него и решили немного передохнуть. Сидим на лавочке – пыльные, уставшие, вслух (по-русски) мечтаем попить и умыться. Вдруг откуда-то из-за дома появляется мужчина преклонного возраста и выносит нам на подносе шесть запаянных целлофаном пластиковых стаканчиков с холодной водой и шесть заострённых трубочек к ним… Сидим, пьем воду, смотрим на садящееся солнце. Очевидно, что до заката мы не успеем сварить наш батат, да и мест для ночлега в перспективе не наблюдается. Решаем набраться наглости и попросить сварить батат у доброго кхмера, который нам воды вынес. Он поднял рольставни, закрывавшие веранду, впустил нас внутрь, и сразу отправил в душ – мы были слишком пыльные, чтобы возиться на кухне. Пока мы по очереди принимали холодный душ (горячей воды в обычных домах камбоджийцев нет), необходимость в возне на кухне отпала, так как жена и дочки хозяина поставили наш батат вариться и накрыли стол к ужину. Из вегетарианской еды там присутствовали только рис и супчик из листьев каких-то деревьев. Основная масса блюд состояла из рыбы и креветок. Пока мы хлебали супчик, доварился батат, но весь мы его не осилили (даже с учётом помощи местных детей), так что половину упаковали в рюкзак, на завтра. Когда ужин кончился, на улице было очень темно, и, разумеется, о поиске места для ночлега и речи быть не могло. Мы, стоя на пороге уютного дома, никак не могли заставить себя выйти в эту пылищу (вокруг было много фабрик, обрабатывающих натуральный камень, и каменная пыль висела вдоль дороги туманной завесой). Но, поскольку на ночлег нас не приглашали, надо было идти... Нет, совсем не хотим идти... Но и добротой хозяев злоупотреблять нельзя. Я знаками показываю хозяину, что во-о-от здесь, в двух метрах от его дома, мы поставим палатку и будем спать, а утром уйдем. Хозяин достаёт сотовый и звонит в полицию… Полицейские приехали через три минуты, вышли из машины, вежливо с нами поздоровались и на неплохом английском сказали, что у них в участке конференц-зал пустует, и нам будет куда безопасней поставить палатку в конференц-зале, чем возле дороги. Уже в участке они выяснили нашу историю, а кроме того, я, игнорируя суровый Димин взгляд, рассказала им, как мы трое суток провели в Ангкоре, а на четвёртые нас полиция поймала. Главный полицейский сразу позвонил в управление туристической полиции и попросил, чтобы все материалы о нас из архивов удалили. Нехорошо получилось. В Ангкоре-то думали, что мы по-английски не говорим… Но зато теперь мы были снова чисты перед камбоджийским законом.
В Паойпэт мы прибыли днём, и, сердечно, но, как оказалось, преждевременно попрощавшись с одним королевством, собрались было отправиться в другое, но…
– Мы – Российские граждане, хотим в Таиланд.
– А где ваши визы?
– А нам не нужны визы.
– Всем нужны визы!
– Всем? Разве нет стран, граждане которых могут пересекать границы Таиланда без виз?
– Всем, всем!
– И где их взять?
– В Тайском консульстве, которое находится в Пномпене.
– А ближе нет?
– Нет.
Ну нет, так нет. Идём снова сквозь грязнущий Паойпэт в направлении трассы на Пномпень. Как разительны отличия между камбоджийской провинцией и камбоджийскими городами – в провинции – тихо, красиво, спокойно, а в городах шумно и грязно. Кое-где дороги, словно мощёные мусором, не сразу воспринимаются сознанием – грунта не видно совсем, а через самые непроходимые участки переброшены деревянные мостки. На дорогу совсем не похоже, но по ней ходят люди и ездят мотобайки. Выбравшись из этого кошмара на трассу, мы обнаружили, что Камбоджа собиралась преподнести нам ещё пару сюрпризов, ради чего, видимо, и не отпустила нас в Таиланд так скоро: началось всё с того, что мы нашли местную купюру, валяющуюся возле дороги. Купюру не самую мелкую. Потом нас подвезли на машине, а когда высадили и даже уже чуть-чуть отъехали, неожиданно вернулись и подарили денег в долларах США, а потом мы пришли ночевать в пагоду. В этой пагоде оказалось сразу два монаха, знающих иностранные языки – один неплохо говорил по-английски, другой – по-французски. И оба они желали поговорить с нами. Причём, одновременно. Мы расположились на балкончике одного из строений при храме, справа от меня сел один монах, слева – другой, и оба начали задавать вопросы. Одни и те же, поскольку тот, что спрашивал по-английски, ничего не понимал по-французски и наоборот. Но моего знания французского было недостаточно для конструктивной беседы, так что диалог по-французски обильно дополнялся языком жестов. И всё это время я не забывала переводить оба диалога сидящему напротив меня Диме. Минут через десять этой пытки я попросила англоговорящего монаха быть переводчиком, поскольку мой запас французских слов был исчерпан. Оказалось, что франкоговорящий монах лучше знал историю буддизма (он был значительно старше англоговорящего), а потому мы решили выяснить у него что-нибудь об этой религии: «Расскажите нам что-нибудь о буддизме. А то мы ничего о нём не знаем… Кроме истории Гаутамы Шакьямуни». Пожилой монах начал что-то рассказывать на кхмерском языке, периодически употребляя французские слова, и выжидательно глядя на меня. «Я не понимать», – отвечала я, и тогда молодой монах начал переводить: «У Будды есть четыре медитации: первая – это сидеть в позе лотоса, вторая – ходить со смиренно опущенным взглядом, третья – это вот такая (нам указали на статую лежащего Будды). А на то, чтобы описать четвёртую, мне знания языка не хватит». Старший монах понял, что молодой не всё перевёл, и стал пытаться донести до нас суть четвёртой медитации на французском, но я ничего не поняла. Дима – тем более. В это время из храма вышли какие-то люди, и молодой монах сказал, что для того, чтобы остаться ночевать в храме, мы должны пойти на аудиенцию к главному монаху. Обычно нас пускали ночевать безо всяких аудиенций. Франкоговорящий добавил: «Вам нужно будет разуться, встать на колени перед ним и три раза поклониться. Вообще, все должны кланяться любому из монахов, но вы иностранцы, так что можете нам не кланяться. А главному – обязательно». Зашли в храм, сели на пол посреди зала. Старший монах встал на колени и жестами объяснил, что нам надо повторять за ним. Трижды он падал ниц, едва не касаясь лбом крытого красным ковролином чистого пола. Я радостно принялась биться лбом об пол, а Дима, трижды сдержанно поклонился пожилому полноватому монаху в очках, сидящему в двух метрах от нас в позе лотоса. Молодой англоговорящий монах улыбнулся, и у меня родилось подозрение, что над нами решили пошутить. Но нет, заходившие иногда люди в гражданском, тоже бились лбом об пол перед каждым монахом. Главный монах сказал нам что-то на своём языке, и франкоговорящий протянул ему наш блокнотик. Главный улыбнулся, сказал что-то молодому монаху, после чего мы все вышли из храма. Англоговорящий, улыбаясь, сказал, что главный монах теперь хочет и его отправить странствовать по свету без денег. Мы переночевали в храме, а утром помылись в протекающей по территории храма реке. Для этого пришлось встать пораньше, а то вчера вечером, когда я в этой же реке хотела искупаться, за нами пошла целая вереница любопытных молодых монахов и оба наших друга – полиглота. Дабы не искушать последователей Будды, я решила отложить купание.
Как только мы собрали рюкзаки, франкоговорящий монах спросил:
– Пойдёте с нами есть?
– Пойдём, если позовёте.
– А вы лапшу едите?
– Едим.
– Ой, как хорошо, а то на неё уже никто смотреть не может, – с этими словами он вынес из своей комнаты большой чёрный пакет, битком набитый лапшой быстрого приготовления.
С трудом распихав пакетики по рюкзакам, мы отправились в монашескую трапезную. Прямо на полу сидели рядами лысые монахи в оранжевых одеждах и поглощали рис с рыбой и мясным супом. К сожалению, с нами был только пожилой монах, а как будет «мясо» по-французски, я не знала.
– Мы не едим рыбу и «му-у-у».
– Хм… Пища монахов не ядовита. («Рыба» /poisson/ и «яд» /poison/ на моём корявом французском звучат очень похоже).
– Рыба, р-ы-б-а. Мы не едим рыбу.
– Не бойтесь, это хорошая еда – видите, монахи все едят. Сейчас они уйдут, и мы с вами будем есть.
Нам принесли то же, что только что кушали монахи, но, кроме риса нам ничего не приглянулось. Хотя и рис не приглянулся, надоел уже, но кушать хотелось, так что мы сосредоточенно жевали сухой рис. Пожилой монах всё пытался убедить нас, что еда не отравлена, и мне было очень стыдно за мой плохой французский – я никак не могла объяснить ему, что мы вегетарианцы. После я спросила у англоговорящего монаха, говорил ли Будда о том, что можно, а что нельзя есть монахам.
– Говорил – нам нельзя есть лягушек, змей, кошек, собак, людей и так далее. А остальное можно.
– А встречались вам монахи – вегетарианцы?
– Нет. Мы без мяса ходить не сможем – сил не будет.
Услышать такое от буддийского монаха… Хм-м-м… Что-то же должно отличать их от других людей, кроме бритой головы и оранжевой накидки? Ведь наверняка что-то необычное движет человеком, принявшим решение уйти в монастырь… И я решила выяснить, что именно:
– А зачем Вы, именно Вы, пошли в монахи?
– При храмах очень хорошие бесплатные школы, в которых преподают английский, – монах задумчиво почесал гладковыбритую голову. – И вообще, много дополнительных занятий, после которых будет легче найти хорошую работу.
– А хорошую – это какую?
– Высокооплачиваемую, престижную. Ради этого большинство родителей и отдают своих детей в храмы.
На этой печальной ноте появился франкоговорящий монах и сообщил, что главный снова просит нас на аудиенцию. На этот раз мы без подсказок трижды поклонились монаху в очках, а он улыбнулся и протянул нам деньги.
– ??? Спасибо, конечно, но за что?
– Вы ему понравились, и он сказал, что всех монахов хорошо бы вот так по свету пустить без денег, чтобы уму-разуму поучились.
На память англоговорящий попросил записать ему на диктофон каких-нибудь пожеланий, и я многословно нажелала всем добра и любви, а Дима (по-русски) сказал: «Почаще смотрите на небо».
Поблагодарив всех монахов, мы попрощались, и снова вышли на трассу. Теперь у нас был неплохой запас денег и полные рюкзаки еды (если лапша быстрого приготовления может называться едой). Автостоп был хороший, и этим же вечером (правда, очень поздним) мы снова прибыли в Пномпень в кузове пикапа, водитель которого оказался так добр, что доставил нас прямо к воротам Российского консульства. «Если будут какие-либо проблемы, звоните», – сказал он и протянул свою визитку. «Королевский юрист» – значилось на тиснёной золотом карточке.
Консульство было окружено неприступного вида за-бором нежно-кремового цвета, увенчанным мотками колючей проволоки. Нажимаем на кнопку коммуникатора возле двери, сообщаем, что мы – российские граждане и желаем поговорить с консулом. Дверь сама собой открывается, мы заходим в неё, и оказываемся посреди небольшой клетки размером примерно два на три метра, с противоположного торца которой находится ещё одна, в данный момент запертая на замок, дверь. Та дверь, через которую мы вошли, закрывается, щёлкает замок, и мы оказываемся запертыми в клетке. Причём, прутья у клетки – около 14мм в диаметре – прямо как в зоопарке... или в тюрьме? Из будочки, стоящей в четырёх метрах от решётки, выходит русский человек, говорит, что консул прибудет с минуты на минуту и… возвращается в свою будку. Мы стоим в клетке. Ждём. Меня периодически одолевает смех – русская широта души и гостеприимство достигли здесь своего апогея. Спустя несколько минут приходит консул и здоровается с нами через решётку.
– Здравствуйте. Кто вы и что вам нужно здесь в столь поздний час?
– Мы русские путешественники, хотим узнать условия перехода из Камбоджи в Таиланд и попросить два квадратных метра под нашу палатку на территории консульства.
Надо отдать им должное, наши соотечественники всё-таки впустили нас на территорию посольства – но только постоять в двух шагах от клетки. Никаких скамеечек-стульчиков нам не предложили, а консул, явно надеясь поскорее от нас избавиться, даже не отдал команды закрыть за нами клетку.
– Посещение Таиланда для Российских граждан без-визовое на срок до 30 дней.
– Мы только что с границы, нас не пустили. Сказали – в общем порядке получать визу в Пномпене.
– Российско-Тайское соглашение вступило в силу лишь полгода назад, на границе могут ещё не знать о нём. Ведь полгода – это не срок. Сходите в Тайское консульство, там вам помогут разобраться. Только завтра и послезавтра выходные, так что вам придётся подождать.
– Понятно. А можно мы здесь где-нибудь переночуем?
– Нет. Никто не имеет права ночевать на территории консульства, кроме тех, кто там живет. Здесь рядом дешёвая гостиница есть – всего пять долларов.
– Для кого дешёвая, а для кого нет. Мы без недели пять месяцев в пути, у нас недостаточно денег на гостиницу.
– Я никогда не поверю, что человек может отправиться путешествовать, не взяв с собой достаточного количества денег. Я уверен, что у вас есть в кармане пять долларов на гостиницу, просто потому, что каждый путешествующий человек должен иметь деньги. Иначе путешествовать невозможно.
– Мы к Вам не как к работнику консульства обращались, а как к человеку, – сказал Дима. – Но, впрочем, нам уже всё понятно. Мы уходим. Спасибо за помощь, до свидания.
Когда мы снова миновали клетку, настроение у обоих было препаршивое. Стыдно за соотечественников. Невдалеке виднелась яркая высокая арка входа в пагоду, куда мы и направились просить разрешения поставить палатку на их территории.
– Заходите, сейчас мы ужин организуем, а вы пока помойтесь, – сказал молодой кхмер, вышедший нам навстречу.
– Нужно ли тебе полотенце, сестра? – спросила девушка, провожавшая меня до душа.
– Хватит ли вам одного вентилятора в спальне? – спросил парень, несший нам постельное бельё…
Два следующих дня мы бродили по Пномпеню, просились на ночлег в разные пагоды, но по случаю приближающегося дня рождения короля, все монахи были очень заняты, и никому не было до нас никакого дела. В одной из пагод нам попался очень смешливый монах, который отлично говорил по-английски.
– Это вы сами написали? – спросил он, указывая на нашу надпись в блокнотике.
– Нет, мы не знаем кхмерского, это друг нам написал.
– И что, по вашему мнению, здесь написано? – спросил, с саркастической усмешкой монах.
– «Мы путешественники из России, едем вокруг света без денег, не могли бы вы подвезти нас?». Мы эту надпись водителям показываем, и иногда, чтобы объяснить свою суть – тем, чья помощь нам нужна. Сегодня нам нужен ночлег, а палатку в городе поставить негде. Вот поэтому мы и показали Вам блокнотик, не знали, что Вы по-английски говорите.
– Ваш друг решил пошутить над вами, – монах глупо засмеялся. – Здесь написано: «Мы путешественники, не могли бы Вы дать нам денег, чтобы мы могли продолжить наше кругосветное путешествие?» – и монах снова разразился диким, совершенно немонашеским смехом.
Тут же перед глазами пробежали лица всех тех, кому мы показывали блокнотик. Мне было мучительно стыдно за нас. Хорошо хоть, там не было написано, что мы русские. Стыд и срам. Я перевела диалог Диме, и поняла по его помрачневшему лицу, что он испытывает то же самое. Мы попросили монаха переписать надпись (хотя его припадочный смех и не вызывал у нас никакого доверия, но не так часто на улицах Камбоджи можно встретить англоговорящего кхмера, способного написать нам нормальную надпись). После этого мы намеренно принялись искать хоть сколько-нибудь говорящего по-английски местного жителя, чтобы он перевёл нам то, что написал монах (по его словам, он написал нам то, что мы хотели, чтобы было в первой записке, а саму первую записку он тщательно зачиркал авторучкой). В его новой записке, по словам одного молодого человека, было следующее: «Да здравствует великий камбоджийский народ! Мы очень уважаем Вас и просим помочь в нашем путешествии вокруг света. Путешественники из России».
Эта надпись нам тоже не понравилась, и мы решили вообще больше никому в Камбодже блокнотик не показывать.
Рано утром, как только открылось Тайское консульство, мы направились прямиком в отдел выдачи виз, и после того, как отстояли длиннющую очередь и стали очевидцами скандала, который закатил некий европеоид из-за халатности работниц визового отдела, мы оказались-таки у заветного окошка, из-за которого на нас глядела уставшая девушка-азиатка.
– Ваш паспорт, пожалуйста.
– Вот, возьмите, нас двое.
– В очередь вставать надо по одному.
– Мой муж не говорит по-английски.
– Ладно… ммм… посмотрим… вам нужны визы, так? – девушка перелистала наши паспорта, внимательно разглядывая фотографии и обложки.
– Мы хотели узнать о действии Российско-Тайского договора, согласно которому посещение Таиланда для нас безвизовое.
– Так вы русские?
– Русские (а в паспортах это разве не написано? – пронеслось в голове).
– Сейчас я узнаю… – с этими словами девушка отвернулась от нас и принялась обзванивать по телефону какие-то инстанции. – Да, действительно, визы вам не нужны, но нужен обратный билет на самолёт.
– Мы не летаем самолётами.
– Тогда на поезд или автобус – нам нужно подтверждение, что вы уедете из Таиланда.
– Мы ходим пешком, мы и сюда пешком пришли из России, и в Таиланд пойдём пешком.
– Сейчас я спрошу… – снова обзванивание инстанций. – Вам необходим документ, подтверждающий, что вы уйдёте пешком.
– Что это ещё за документ?
– Попросите в вашем консульстве, чтобы вам выдали документ с печатью и подписью консула, что вы передвигаетесь пешком, тогда, предъявив его на границе, вы сможете попасть в Таиланд без визы.
– А у вас нам никаких документов получать не надо?
– Нет, не надо.
– Большое спасибо, до свидания.
Выходим на улицу. В наше посольство идти уже поздно – лучше завтра с утра его посетим. Кушать хочется. Время уже глубоко послеобеденное, а мы до сих пор не завтракали. Заходим на заранее разведанный рынок и, купив немного овощей, бродим по городу, внимательно прислушиваясь к интуиции, которая должна бы вывести нас туда, где эти овощи удастся приготовить. После пары безуспешных попыток напроситься в кафе или ресторан сворачиваем в жилой проулок. В жилых зонах мы придерживались такого правила – если дверь в дом открыта и в дверном проеме или во дворе кто-то есть, значит, это нас ждут – как правило, нам были действительно рады в таких домах. А вот и первая открытая дверь, и даже ворота настежь – прямо за ними стоит парень, явно собирающийся в дорогу – в руке мотоциклетный шлем, за спиной – рюкзачок.
– Здравствуйте, Вы говорите по-английски? – спрашиваю я.
– Да, говорю.
– Мы путешественники из России, у нас есть овощи, но приготовить их негде, можно минут на сорок воспользоваться Вашей кухней?
– Я бы с радостью пустил вас, да только я дома один и уезжаю прямо сейчас, но моя соседка дома, сейчас я её позову.
Парень принялся стучать в наглухо закрытые высоченные стальные ворота соседнего дома. На его стук вышла пожилая леди с очень добрым лицом. Она улыбнулась нам, а потом, коротко побеседовав с соседом, жестом пригласила нас внутрь. Из-за того, что все ставни и двери были закрыты, в доме царил сумрак, но зато и удушающая жара, вместе с лучами солнца, не могла проникнуть в это уютное жилище. В большой комнате сидели ещё две женщины, и обе они были значительно моложе хозяйки.
– Здравствуйте, меня зовут Срай, – поздоровалась самая молодая из них. – Чем мы можем помочь вам?
– Можно мы на вашей кухне приготовим наши овощи?
– Конечно можно, пойдёмте со мной.
Мы зашли в маленькую, чистенькую и очень уютную кухоньку, стены и пол которой были облицованы голубым кафелем в цветочек, и Срай продолжила:
<-- Предыдущая страница --- | --- Следующая страница -->
|
