Пока мы идём по асфальтированному шоссе, протянувшемуся вдоль всего восточного побережья Мёртвого моря, я расскажу одну коротенькую историю. Когда-то давно, ещё во времена беззаботной жизни в Новосибирске, мы с Димой увидели высоко в небе серебристо-белый шар, который летел против ветра. Объект был летающим и нами не был опознан, а потому сразу же был наречён мною НЛО. Вчера вечером мы сидели на берегу после очередного купания, и смотрели на небо. Из-за горизонта медленно выползали облака, стирая с чёрного небосвода яркие звёзды. Вдруг, прямо посреди облака Дима заметил ряд жёлтых огней, которые он тут же обозвал «самолётом». Я возразила: «Оно не движется. Это не самолёт. Может, это деревня в горах?» И тут огни стали плавно затухать – сначала крайние, а потом средние. Небо над Палестиной снова стало однотонно чёрным. Сейчас, при свете дня, стало очевидно, что таких высоких гор на западном берегу моря нет. Значит, мы опять видели НЛО. В следующий раз мы увидим неопознанный летающий объект уже в Сахаре, и в четвёртый раз – снова в России – на собственной даче (это будет гипер-скоростной ярко-красный шар, резко меняющий направление движения). Но вот описать НЛО, встреченный в безлюдной пустыне, ни я, ни Дима не можем – мы сразу забыли как он выглядел. Да и о встрече бы наверняка забыли, если бы я не начала при виде объекта махать руками и кричать: «Инопланетяне! Мы кушать хотим! Подвезите нас до банановых плантаций!». Но инопланетяне нас не подвезли. «А там и не было никаких инопланетян», – ответил мой папа, когда я, недавно, рассказала ему о виденных НЛО. «А кто же там был?» – удивлённо спросила я. «Кто знает, может, и не было никого. Это же могли быть беспилотные корабли». «Но построили-то их, наверняка инопланетяне», – упорствовала я. «С чего ты это взяла? Я и сам трижды над Новосибирском видел НЛО. Один из объектов выглядел очень странно – летающая пирамида с лучом белого света, исходящего из её основания. Ну и что? Это могут быть испытания каких-нибудь новейших самолётов. Твои утверждения, что в НЛО летают инопланетяне, также нелепы, как и преклонение папуасов перед ружьём – папуасы не знают пороха, и думают, что ружья на землю попадают прямыми поставками с неба».
Каждый из людей имеет своё собственное представление об окружающем мире. Кто-то верит в чудеса, и они происходят в его жизни каждый день. А кто-то другой даже простую материализацию предметов назовёт ловким фокусом. Каким разнообразием наполняет вселенную это необычное свойство человеческого восприятия! Каждый из людей живёт в своей собственной галактике! В одной есть инопланетяне, а в другой – нет. В одной люди умеют летать, а в другой – нет. Одна населена сплошь шпионами и предателями, а другая – ангелами и святыми. И все эти галактики могут сосуществовать ни то что на планете – на одной лестничной площадке! Восхитительный мир!
Итак, моя галактика шагала рядом с Диминой, наслаждаясь тем видом, который открывался перед единственной парой глаз, существующих в этой галактике. Вся вселенная сейчас состояла для меня из серой ленты шоссе под ногами, синего моря справа, бежевых утёсов слева, и бездонного голубого неба над головой. Всё было прекрасно. За час до заката, когда настала пора подыскивать ночлег, перед нами остановилась машина. На хорошем английском водитель предложил немного подвезти нас, и, так как до самого горизонта потенциальных мест для стоянки не наблюдалось, мы сели в машину. Водитель сказал, что недалеко отсюда есть восхитительный резерват. Там живут какие-то очень красивые козлы с большими рогами, и нам непременно следует туда заглянуть. Но так как уже поздно, нас в этот резерват не пустят.
– Ничего страшного. Завтра туда зайдём. Переночуем в палатке в пустыне. – Ответила я.
– Но в пустыне живут дикие звери! Я знаю хорошее место, где вы сможете переночевать. Мы уже почти приехали… Вот. Видите. Это полицейский участок. Здесь всегда светло, поэтому звери не подойдут к вашей палатке.
Участок освещали десятки прожекторов. Водитель съехал на обочину.
– Ну вот. Приехали. До резервата метров триста отсюда. Вы завтра пешком дойдёте.
– Спасибо Вам. До свидания!
Звук захлопнувшейся двери автомобиля… шорох шин… возрастающий гул двигателя, набирающего обороты… всё дальше… дальше… и снова тишина. Двое полицейских смотрят на нас с крыльца участка. Я показываю им жестами: «Мы поставим палатку вон в том углу. Будем спать». Они жестами отвечают: «Можете умыться у нас». Надо же, какие гостеприимные полицейские. Никто из них не говорил по-английски. Нам принесли воды, и показали самое ровное место под палатку. Никаких проверок документов, никаких допросов. Спасибо.
Утром нас пригласили в участок на кофе. Молодой араб-полицейский принёс поднос с четырьмя чашками – две нам, одну – ему, и одну – начальнику. Начальник сидел за широким письменным столом, который полицейские оперативно перевели в ранг обеденного. На столе появились вездесущие печенюшки. В углу офиса стоял телевизор. На экране, под арабскую музыку, танцевали арабские девушки в длинных платьях, но с непокрытой головой. «Красивые девушки?» – спросил Диму начальник, на всё том же языке жестов. «Красивые», – ответил Дима. Я усмехнулась. В России такие танцы можно увидеть только на дискотеке восьмиклассников – когда застенчивые девочки скромно топчутся под музыку на месте, изредка оглядываясь вокруг: «Не смотрит ли кто на меня?» Надо же, из чего люди умудряются сделать шоу. Мы пили кофе с печенюшками и смотрели на топчущихся девушек. В связи с этим, я вспомнила, что любовь по-якутски будет «таптал»… Когда мы с одногруппниками были на практике в посёлке Жатай в Якутии, нам достались несколько русско-якутских разговорников, и мы сразу принялись занимать досуг изучением якутского. Помню, как один паренёк проникновенно сказал моей подруге: «Я в тебя втаптался».
После кофе нас ждал завтрак с горячими лепёшками в качестве основного блюда. Начальник постоянно интересовался, не передать ли нам салатик? Или оливковое масло? Или, может, налить воды? Убедившись, что мы наелись до отвала, он распорядился упаковать три оставшиеся лепёшки нам в дорогу. А когда мы, надев рюкзаки, стали прощаться, он вручил Диме ещё и денежку. Молодой полицейский предложил наполнить наши бутылки водой, но мы решили ограничиться половиной полторашки – так будет легче идти. А днём в пустыне всё равно пить нельзя – с каждым глотком жажда будет усиливаться. Для россиянина эта встреча с полицией похожа на эпизод из утопии какого-нибудь неопытного писателя-фантаста. Но на нашем пути такие идиллии-утопии не были редкостью – полицейские подкармливали нас и в Китае, и в Индонезии, и в Таиланде. К сожалению, в этом путешествии лишь данная встреча была радужной…
Мы подошли ко входу в резерват.
На широком рекламном щите был нарисован тот самый «очень красивый козёл с большими рогами». А под щитом висела табличка на арабском и английском языках: «Резерват закрыт до апреля».
– Что будем делать? – спросила я Диму.
– В пустыню пойдём. Найдём удобный подъём и заберёмся наверх.
– Переждём четыре месяца, пока резерват не откроют. А потом купим билет, и пойдём смотреть красивых козлов!
– Точно. Надеюсь, они того стоят.
Мы прошли пару километров вдоль стены вертикальных утёсов, прежде чем уклон не стал приемлемым для подъёма. Дима свернул с шоссе и пошёл прокладывать тропу между огромными валунами. Крутые подъёмы никогда не были моими друзьями. Я отставала от быстроногого мужа, и постоянно теряла его из виду. А он терпеливо дожидался меня на каком-нибудь живописном уступе.
– Интересно, как давно Мёртвое море опустилось на четыреста метров ниже уровня моря. Мне кажется, мы с тобой метров на двести сейчас поднялись. Ещё сотни полторы было от шоссе до берега. Значит сейчас мы всё ещё метров на пятьдесят ниже поверхности Средиземного моря? – затараторила я, в очередной раз догнав супруга.
– Не трать силы на болтовню. Нам сегодня предстоит сложный переход,– с суровым видом изрёк Дима, продолжив подъём.
– Я, между прочим, пошутила на счёт четырёх месяцев. Может, не будем отходить далеко от трассы? Посмотрим пару холмиков, и спустимся… У нас и воды мало совсем… – голос разума вещал моими устами, но уже не находил слушателей, так как Дима скрылся за очередной каменной грядой.
Мы поднялись на плато, изрезанное длинными кривыми ущельями. В невысоких горах, видневшихся на востоке, ветер выгрыз тысячи пещерок причудливых форм. 
В результате, издалека скалы напоминали гигантские пористые мочалки, которые когда-то попались в зубы некому колоссальному щенку, закидавшему всю обозримую часть плато бесформенными пожёванными обрывками мочалок. Диму этот вид вдохновлял, а меня – удручал. С бодрым видом мой верный спутник продолжал шагать по плотному песку, всё дальше и дальше уводя нас от трассы. Часов через пять я оставила попытки уговорить его вернуться. Несмотря на маячившую на горизонте перспективу умереть от жажды, я не выпускала из рук фотоаппарата – совсем неромантичный образ рваных мочалок постепенно сменился в моём сознании на чуть более художественный образ гигантских термитников. В одном месте наш путь пересекла цепочка следов какого-то крупного зверя из семейства кошачьих. Я с удовлетворением обнаружила, что меня это нисколько не беспокоит. Прошагав ещё два часа, мы сделали привал у очередного неглубокого ущелья. Немного передохнули, а потом, бросив рюкзаки, отправились исследовать окрестности – я с фотоаппаратом пошла вдоль правого берега ущелья, а Дима – вдоль левого. Левый берег плавно подходил к высокому коричнево-красному утёсу. Чтобы продолжить движение, Диме было нужно прижаться к этому утёсу, и обойти его по узким выступам песчаника. Я решила запечатлеть этот подвиг, и, наблюдая за мужем сквозь видоискатель фотоаппарата, 
сделала пару кадров, упустив тот момент, когда хрупкий песчаник не оправдал оказанного ему доверия, и один из выступов предательски обрушился на дно ущелья. Дима успел перепрыгнуть на другой уступ, и теперь удивлённо смотрел вниз, на рассыпавшийся на белые песчинки кусок скалы, которая только что казалась нам коричнево-красным монолитом. Свежий слом песчаника на утёсе тоже был белым. «Интересно, – подумала я, – выходит, все эти скалы внутри – белые, и лишь на поверхности, под воздействием атмосферы, окрашиваются в разные цвета… Удивительно… Ах, да…»
– Дим, ты в порядке? – запоздало спросила я.
– В порядке, конечно. Ты видишь? Песчаник-то внутри – белый! – он всё ещё рассматривал место едва не случившийся трагедии.
Я улыбнулась. Феномен белого песчаника привлёк больше нашего внимания, чем тот факт, что Дима чуть не улетел вниз вместе с обломком скалы…
Мы продолжили шагать вдоль ущелья, которое постепенно становилось всё глубже и шире. Как ручей впадает в реку, так и наше ущелье вскоре пристыковалось к невообразимо глубокому узкому каньону. Мой спутник стоял на краю обрыва, уже почти в километре от меня, и смотрел вниз. Дна гигантского каньона видно не было, зато хорошо были видны его отвесные стены и извилистое русло, уходящее за горизонт. Я сделала несколько кадров и села на край обрыва. Метрах в сорока подо мною пролетела птица. Она казалась совсем маленькой. Такой же маленькой я ощущала сейчас себя. Как здорово, что на свете есть столь феноменальные явления. Легко поверить, что ты – царь природы, когда тебя окружают приматы, кошки, собаки, да тараканы. Но на краю двухсот-, а может даже и трёхсотметрового обрыва, сама мысль о том, что человек – царь природы, кажется смешной и нелепой. Все иллюзии собственного величия теряются на фоне грандиозного великолепия живой реальности.
Просидев на краю обрыва около часа, мы вернулись к своим рюкзакам. Близился закат. Я достала воду и лепёшки. Три лепёшки, 750мл воды… Наибольший общий делитель – три. Было решено растянуть эту провизию на три дня. Сжевав по пол-лепёшки и выпив по полстакана воды, мы поставили палатку и легли спать.
На рассвете, отмеряя положенную ему норму воды, я спросила Диму:
– Куда пойдём сегодня?
– Мы спустимся к той реке, которая течёт по дну ущелья.
– Это к той, от которой нас сейчас отделяет по вертикали триста метров отвесных утёсов?
– Ага, – спокойно ответил он.
– И как ты это себе представляешь? Разрежем спальники, рюкзаки и всю одежду на ленточки, свяжем верёвку, и спустимся по ней? Голыми?
– Мы в мусульманской стране, здесь закон запрещает ходить голыми. Лучше пойдём вдоль обрыва, найдём приемлемый склон и спустимся вниз пешком.
– Идея с верёвкой из одежды мне кажется более реальной. У нас еды и воды на два дня. А береговые утёсы уходят за горизонт. Сколько здесь дней пути до горизонта?
– Ущелье извилистое, до горизонта оно не просматривается. Думаю, мы найдём подходящий спуск…
Здесь стоит заметить, что я ещё вчера проанализировала топографию местности и пришла к выводу, что именно это ущелье непреступно на всём своём протяжении. Плато, по которому мы шли, по моим оценкам, находилось метров на пятьдесят ниже уровня моря, а значит, чем глубже мы уходили в пустыню, тем выше должны были бы подниматься. Кроме того, суровая вертикальность стен ущелья резко контрастировала с самим понятием «подходящий спуск». Этот спуск был подходящим только для самоубийц-романтиков. Руководствуясь этими доводами, я предложила альтернативный план:
– Может, до обеда будем идти на восток вдоль ущелья, а после обеда повернём обратно – так мы завтра, к закату, снова будем у трассы.
– Нет. Мы будем идти на восток, пока не найдём удобный спуск. Когда мы спустимся, у нас будет столько воды, что можно будет не только напиться вдоволь, но и помыться, и постираться…
Я молча наблюдала за тем, как мой возлюбленный жевал четвертинку лепёшки. Он был твёрдо уверен в том, что найдёт спуск. Я – в том, что этого спуска не существует. Сомнений по поводу того, как поступить, не возникало. Казалось очевидным, что нужно идти дальше, но вместе с тем, очевидно было то, что в пустыне нас ждёт смерть от жажды. Или чудо. А так как смерти я не боюсь, а в чудеса верю всем своим существом, какие могут быть сомнения?
– Откуда такой пессимизм? На тебя это не похоже, – удивлённо ответил Дима.
– Это не пессимизм. Учусь у тебя реализму,– улыбнулась я.
Мы собрали рюкзаки и отправились на восток. Сегодня в очертаниях скал и пещер я наконец-то разглядела по-настоящему интересные формы. Все вчерашние «термитники» трансформировались в сказочные замки. Пустыня была расцвечена самыми удивительными оттенками бежевого, коричневого, бордового. Тончайшая роспись покрывала склоны кружевом волн, овалов, петляющих вверх и вниз, то сливающихся воедино, то снова расходящихся линий. Пустыня очаровывала. Она приводила в восторг и благоговейный трепет. Мы шли часов пять, наслаждаясь тишиной, глубиной, чистотой окружающего нас великолепия. Я настолько смирилась с предстоящей смертью, что совсем не думала о ней. К обеду, когда солнце добралось до зенита, было решено устроить привал. Как только мы начали присматривать какую-нибудь приемлемую тень, каньон, воль которого мы шли, стал расширяться. Вскоре мы уже могли различить на его дне весело бегущую речку с прозрачной водой. Причём расстояние от нас до дна ущелья (по вертикали) уже составляло не больше двухсот метров. Возможно даже метров сто пятьдесят. Либо мы пересекли возвышенность, на которой ночевали сегодня, либо сама река здесь значительно выше. Возможно, мы прошли над каким-нибудь недосягаемым для взоров водопадом. Судя по песчаным намывам вдоль берегов речки, она в этом месте была когда-то раз в пять шире. Благодаря этому появлялась надежда на наличие удобных площадок для палатки там, внизу. 
На берегу чудесной, сияющей речки. Я только сейчас поняла, как сильно хочу пить. Мы стояли на маленькой терраске, с которой было отлично видно, что дальше ущелье снова становится неприступно вертикальным. И даже сейчас, в полдень, вся речка, кроме тридцатиметрового отрезка слева от нас, находилась в тени от утёсов. А значит, будем искать спуск здесь. Дима подошёл к краю террасы:
– Смотри, отсюда можно спуститься на несколько метров. Там, возможно, будет переход вон на тот наклонный карниз, который идёт почти до самого дна. Видишь?
– Карнизом ты называешь этот осыпавшийся выступ с уклоном в 45 градусов?
– Точно. Я на разведку, – Дима сбросил рюкзак и аккуратно спустился под террасу. Я отошла подальше от края, чтобы песок и камни из-под кед не засыпали моего супруга. Он вернулся минут через пять с хорошими (по его мнению) новостями – на тот самый карниз, действительно, можно было выйти. Нужно только спуститься там, подняться здесь, скатиться на попе вон дотуда и всё! Ты на желанном крутом уступе, на котором зацепиться не за что! Останется лишь проползти по нему… 150 умножить на корень из двух… примерно 210 метров, спрыгнуть с пятиметрового обрыва, и мы у реки! Та ещё романтика. Я бессвязно ворчала, пока Дима потуже затягивал лямки своего рюкзака.
– Ну что, в путь? – с улыбкой прервал он мои душевные излияния.
– В путь! – улыбнулась я в ответ. Обожаю, когда мой любимый улыбается.
Мы ползли по шершавому песчанику. Даже самые крутые места оказались легко преодолимыми. Ухватиться было почти не за что, но зато не было риска, что хрупкая песчаниковая опора обрушится под нашей тяжестью. Я чувствовала, как истирается на коленках плотная ткань хлопчатобумажных штанов, и была безмерно благодарна песчанику за это. Ах, как здорово, что я ползу по этой восхитительной каменной тёрке, на которой невозможно поскользнуться! Вскоре Дима, опережавший меня шагов на десять, встал на ноги. Карниз превратился в удобный серпантин, по которому мы без проблем спустились почти до самого дна. Оставалось преодолеть последние пять метров. С трёх метров я прыгала многократно – на даче, в детстве, десантировалась из окна второго этажа. Но я тогда была лёгкая. А сейчас – тяжёлая. Страшно, однако. Дима, недолго думая, спрыгнул вниз – на каменисто-песчаный пляж. И зачем я учила физику столь усердно? Мой необразованный друг не знает, что падение тела вызывает высвобождение запасённой энергии тяготения. А этой энергии у моего тела сейчас запасено аж… масса – около девяноста килограммов, умножить на ускорение свободного падения – 9,8 м/с2, умножить на высоту предполагаемого падения – 5 метров… Почти четыре с половиной тысячи Джоулей! Это значит… Сколько я весила, когда последний раз прыгала из окна? Килограммов сорок пять… То есть я грохнусь о дно ущелья с такой же силой, с какой ударилась бы я в те далёкие годы, спрыгнув с десятиметровой высоты. Блиииин. Чёртова физика. Дурацкий математический склад ума…
