Четверг, 28.03.2024, 21:14
Приветствую Вас Гость
Главная | Иордания | Регистрация | Вход
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
c 27.09.2008 по 28.03.2024 сайт посетили Счетчик посещений Counter.CO.KZ человек.
Free counters!
        Прогноз погоды
Свой Путь
Здесь ничего нет

Иордания. И маленький неприглядный кусочек Сирии.

 

       Перед тем, как выехать из Сирии, мы решили раздарить бездомным детям весь накопленный запас печенюшек. Печенюшками нас ежедневно угощали с самой турецкой границы, в результате чего на моей загорелой и обветренной физиономии выросли внушительные щёки, здорово компрометирующие меня, как отважную и суровую путешественницу. К тому же, дюжина объёмистых пачек печенья и банка какао уже не вмещались в рюкзаки, доставляя нам изрядное неудобство. Как же найти в Сирии голодных беспризорников? До ужаса легко – встаёшь на берегу большой свалки и внимательно смотришь. Непременно двое-трое малышей будут резвиться на её просторах, но из-за специфики наряда, от мусора их можно будет отличить лишь по манере движения – их не будет уносить ветром, как полиэтиленовые пакеты и не будет мотать тем же ветром из стороны в сторону, как шлейфы упаковочного материала. А в Сирии большую свалку найти не сложно. Сложнее отыскать там маленькую свалку. А уж место под палатку, где бы мусор и вовсе отсутствовал, найти практически невозможно. Поскольку шли мы вдоль автострады пешком, необъятные просторы сирийских помоек расстилались перед нами во всём своём безобразии. И когда на очередном высоком гребне помоев появилась стайка детишек, я, оставив рюкзак Диме, сразу направилась к ним, приветливо помахивая пакетом с печенюшками. Выбрать хороший маршрут для форсирования свалки оказалось делом непростым. Хотелось обогнуть по неразлагающимся пластиковым или картонным залежам зловонные кучи гниющих отбросов, но угадать в каком месте под пакетом или картонкой окажется «вонючая мина», было невозможно. Сознание стремилось улететь прочь от этого места и посмотреть на происходящее с безопасного расстояния, но терпело и далеко не улетало, чем вызвало мою глубокую признательность. К тому времени, как моё тело добралось до заветного гребня, детишки уже убежали. Тело взобралось по осыпающейся куче мусора на самый верх и окинуло горизонт помутившимся взором. Я расчехлила фотоаппарат и попыталась запечатлеть всю панораму на одном маленьком плоском снимке. Это, разумеется, невозможно, но миллионы фотографов планеты усердно пытаются доказать обратное. Чем я хуже их? Поворачиваю фотоаппарат так и эдак. Но окружающее меня пространство категорически отказывается умещаться в кадр.
Лагерь беженцев

Придётся доверить описание данного места великому и могучему русскому языку, который мгновенно теряет всю свою мощь, когда за него берутся дилетанты вроде меня:

       В 20 метрах от моря мусора жил своей жизнью палаточный городок. По его широким улицам прогуливались люди, на центральной площади, в центре которой был выложен булыжниками большой круг,  играли в какую-то странную игру дети. Городок состоял из пяти-шести десятков самодельных палаток. На берегу помойки... Палатки были огромные, прямоугольные, такие же, как советские военные брезентухи, только сшитые из подручных материалов: простыней, покрывал, упаковочной ткани и транспарантов с арабскими лозунгами. У палаток, очевидно, был мощный каркас, так как на многих крышах вдоль стен лежали ряды старых автомобильных шин. Палатки без шин прижимались к земле растяжками, привязанными концами к большим камням. Без этих растяжек и шин лёгкие домики унесло бы первым же ночным ветром. Это днём здесь сравнительно тихо, но как только сядет солнце, мощные порывы ледяного ветра начнут подметать пустыню, унося в ночное небо полиэтиленовые пакеты, обрывки газет и незакреплённые палатки с худенькими путешественниками. В городке даже присутствовала пара маленьких грузовичков, аккуратно припаркованных рядом с пёстрыми тканевыми стенами. А в одном дворике, образованном стенами двух палаток, высоченными мусорными мешками и рядами верёвок с сохнущей на солнце одеждой, стояла пара спутниковых тарелок. Это был бы обычный провинциальный городок, если бы не колоритность палаток и не обилие покоящихся между ними груд металлического хлама, да огромных грязных мешков, доверху набитых чем-то неопределённым. Ну и, разумеется, если бы не море мусора вокруг…

       А вот и мои детишки! Они спустились с помойки и испуганно смотрят на меня снизу вверх. Пять маленьких девочек, самой старшей из которых года три. Я вытаскиваю из пакета пачку печенья и делаю шаг вперёд. Дети делают шаг назад. Я достаю какао и снова делаю шаг вперёд. Дети снова делают шаг назад. Тогда я всё складываю в пакет, оставляю его на пыльной тропинке, которая начинается в этом месте помойки, и отступаю на два шага назад, закинув фотоаппарат за спину. Старшая девочка неуверенно отделяется от группы, осторожно, не спуская с меня глаз, подходит к пакету, хватает его и бежит обратно. Я беру в руки фотоаппарат, и делаю  последний сирийский кадр.

Детишки

       Спустя двадцать минут нас с Димой подобрали на трассе двое сирийцев, направлявшихся в Иорданию. Лишь теперь, наблюдая с заднего сидения автомобиля их жгуче-брюнетные затылки, я поняла, что дети на помойке были светловолосые. Я обратилась к водителю по-английски:

– За этой помойкой находится палаточный город. Не знаете ли Вы, кто в нём живёт?

– Это палестинские беженцы. Таких, как они, полно в округе. Их дома в Палестине разрушены, родственники убиты. Им больше некуда идти.

        В кабине воцарилась тишина. Я подумала о том, что большинство жителей палаточного городка совсем недавно ходили на работу, покупали себе еду и одежду, мечтали о чём-то, строили планы на будущее. Каким они его видели тогда? Уж точно не таким. А ведь у самой меня грандиознейшие планы. Я хочу приехать в Африку, научиться строить дома из самана, который не боится проливных тропических ливней, вернуться в Сибирь, и построить там прекрасный саманный дом… и так далее… Сама затея несколько безумна. По африканским рецептам в Сибири дома строить… А если посмотреть на эту затею глазами палестинских беженцев, остаётся только покрутить пальцем у собственного виска. И почему нам дома не сидится?

        Водитель остановил машину возле здания таможни. Нас всех ждала стандартная бюрократическая процедура выезда из Сирии. Оказалось, что процедура эта не бесплатная. Об этом нам сообщила табличка на столе офицера, заведующего выездными штампами. Увидев выражение недоумения на моём лице, водитель протянул мне требующуюся для выезда тысячу сирийских фунтов. «Я тоже считаю, что это нечестно», – сказал он. Когда мы все вместе пошли получать Иорданские визы, друг водителя, сообщив, что тоже мечтает нам помочь, попросил выдать ему всю нашу наличность, чтобы получить на неё наши визы, а остальное поменять на иорданские динары. Помощь нам не требовалась, к тому же, в отличие от водителя, его друг не внушал нам доверия, а потому мы тактично отправили его заниматься своими делами. Однако после того как иорданский офицер отказался брать нашу долларовую и сирийскую мелочь, нам пришлось идти в обменный пункт, где нас подкараулил друг водителя. Со словами: «Я помогу!» он выхватил у Димы деньги из рук, что-то быстро обсудил по-арабски с обменщиком, отдал ему наши деньги, забрал иорданские и вприпрыжку бросился к окошку прибытия. По пути несколько купюр сунул себе в карман. Мы заметили, но ничего не сказали. Добрые мы. Поговорив с иорданским офицером, заведовавшим въездными штампами, друг водителя с победным видом изрёк: «Всё улажено», и отошёл от окна. Разумеется, всё было улажено. То есть требуемая стоимость виз была уплачена, оставалось только вклеить соответствующие наклейки в наши паспорта. Когда с этим было покончено, довольный друг водителя проводил нас обратно в машину. Водитель уже ждал нас. Он успел купить в магазине Duty-free несколько пачек печенья и четыре маленьких тетрапака сока. Это был наш ужин. В Иорданию мы въехали поздно вечером.

         Что-то непривычное в пейзаже за окном… Вроде та же пустыня, но… Вдоль обочин шоссе нет мусора. Как будто сирийскому мусору тоже требовалось заплатить за выезд из страны, и он, по причине финансовой несостоятельности, был вынужден остаться по ту сторону границы. Нам хотелось спать и не хотелось более обременять наших спутников. Не отъехав от границы и десяти километров, мы попросились выйти из машины посреди пустыни, отошли километр от дороги, расстелили по земле палатку и коврик, залезли в спальники и закутались вместе с рюкзаками в водонепроницаемый тент. Так нас не будет видно с дороги и парусность такого кокона значительно меньше, чем у палатки. Больше шансов на то, что мы проснёмся в том же месте, где уснули.

Пастбище?

Разбудил нас многоголосый хор козочек и овечек. Их вёл пастись на бескрайние просторы пустыни молодой пастушок, сидящий верхом на печальном ослике. Пастушок тихо пел арабскую песенку, ослик мелкими шагами семенил вперёд, а козочки и овечки послушно шли за ними. Несколько ягнят играли в догонялки со щенком, из которого, видимо, вскоре должна была вырасти суровая пастушья собака. Жирненькие лохматые овечки были полны оптимизма и не пугались ровного горизонта каменистой пустыни. Что ты ешь? Ну что же ты ешь? Они опускали коричневые головы, и самозабвенно делали вид, что что-то едят. Видимо, они так вошли в роль, что обманули свой обмен веществ и стали жирненькими и лохматыми на диете из песка и камней. Как мы с Димой ни приглядывались, как ни всматривались в те места, куда овечки опускали морды, нам не удалось рассмотреть то, что они могли есть. Низкие кусты с редкими пучками крохотных бледных листьев не привлекали внимания стада. Ни кто на них не покушался. Печальный ослик, казалось, был единственным реалистом в этой компании – он понимал, что вокруг – бескрайняя пустыня, где нет ни воды, ни еды. Именно поэтому он был таким худеньким и молчаливым, и даже не пытался есть камни. Записав это событие в разряд «необъяснимых явлений природы», мы собрали рюкзаки и вышли на трассу.

| ---  Следующая страница -->
Copyright MyCorp © 2024