• Странные заметки странного человека
• Зелёная школа на о.Бали
• Стругацкие в их новых книгах
• Теория Системы
• Путешествуй и планируй сам!
• СыроедЪ
• Яблоня раздора
• Планета Людей

Глава 1. НАЧНЁМ НЕ СНАЧАЛА
Глава 2. ВЫСОКИЙ СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС И МОРАЛЬ
Глава 3. КАМБОДЖИЙСКИЕ БУДНИ
Глава 4. АНГКОР ВАТ
Глава 5. СКВОЗЬ БЮРОКРАТИЧЕСКИЕ ТЕРНИИ
Глава 6. КОРОЛЕВСТВО ТАИЛАНД
Глава 7. СТОЛИЧНЫЕ ЖИТЕЛИ
Глава 8. АВТОАВТОСТОП
Глава 9. ВОЙНА И ВОИНЫ
Глава 10. ЭТО ВАМ НЕ КОРОЛЕВСТВО
Глава 11. ИДЁМ НА ВОСТОК!
Глава 12. ЦЕРКОВЬ СВЯТОГО ТОМАСА
Глава 13. ЗА ПРЕДЕЛАМИ РОДНОГО КОНТИНЕНТА
Глава 14. О СУМАТРАНЦАХ
Глава 15. МОЖНО ЛИ БЫЛО ОСТАТЬСЯ В РАЮ?
Глава 16. СТУДЕНТЫ, ВУЛКАНЫ И ДОЛЬМЕНЫ ОСТРОВА ЯВА
Глава 17. ПЯТЬ ЛЕТ ТЮРЬМЫ???
Глава 18. И СНОВА МАЛАЙЗИЯ
Глава 19. ЧЕРРИ, АОМ И ИХ НОВЫЙ ДОМ
Глава 20. ЕДИНСТВЕННО ПРАВИЛЬНЫЙ ПУТЬ
Глава 21. ЛОХОТРОН ПО-БИРМАНСКИ
Глава 22. ТИБЕТ И ЕГО МОНАХИ
Глава 23. В ПУСТЫНЕ
Глава 24. А МЫ ВСЁ ЕЩЁ В ПУТИ
Глава 25. ПОСЛЕДНЯЯ

________________________________________________

Cкачать бесплатно: Kniga_o_Dobrote_2016.pdf (4.7 Mb)

________________________________________________

ПРЕДИСЛОВИЕ

О молодость! молодость! тебе нет ни до чего дела, ты как будто бы обладаешь всеми сокровищами вселенной, даже грусть тебя тешит, даже печаль тебе к лицу, ты самоуверенна и дерзка, ты говоришь: я одна живу — смотрите! а у самой дни бегут и исчезают без следа и без счета, и всё в тебе исчезает, как воск на солнце, как снег... И, может быть, вся тайна твоей прелести состоит не в возможности всё сделать, а в возможности думать, что ты всё сделаешь…
И.С. Тургенев, «Первая любовь»

Юность – страшная вещь. Даже когда за правое дело бросается в огонь, она и тут бывает страшна, потому как не понимает же, не понимает ни черта!
Владимир Дудинцев, «Белые одежды»

Книгу, которую вы держите в руках, я начала писать в 2007 году во Вьетнаме. В марте 2011 вышло первое её издание, в июне 2012 – второе, исправленное. Общий тираж двух изданий – пять экземпляров.
Разумеется, эти экземпляры в первую очередь достались родственникам и друзьям, а потому критики в свой адрес я не слышала. Те, кому текст не понравился, вежливо отмалчивались. Но годы шли, и мой взгляд на «Книгу о Доброте» изменился, как меняется взгляд десятилетнего ребёнка на собственные рисунки пятилетней давности: «Каракули!» – именуют они плоды своего творчества. «Каракули! Многословные каракули!» – воскликнула я, перечитав в 2013 году собственную писанину. Взявшись за подготовку третьего издания, я решила удалить из текста излишнюю болтовню своей юности, увеличив концентрацию смысла. Но что есть смысл? Один рецензент сказал мне: «Эта книга не о доброте, а о том, как выпрашивать деньги». В словах другого слышался упрёк: «Вам постоянно Господь помогал, и где хоть одно «спасибо» Иисусу?». По мнению третьего, приложение интереснее самой книги, которая, к слову, даже в первой редакции очень нравилась моей маме.
Смысл – слишком неоднозначное понятие. Как увеличить концентрацию вкуса в торте, испечённом для многих? Одни любят шоколад, другие предпочитают изюм, третьи, напротив, изюм выковыривают, складывая его на край блюдечка. Женщина-христианка, например, избавилась от всего изюма моей благодарности к Богу, только потому, что не увидела на нём крестиков. В общем, как ни старалась, я не смогла сократить текст. В первую очередь потому, что фундаментом ему служит доброта реальных людей, а я хочу жить в мире, в котором помнят о доброте. И эта книга – мой скромный вклад в его формирование. Не относитесь к тексту слишком серьёзно – я просто хочу рассказать вам одну историю. Историю двух путешественников, решивших отправиться вокруг света без денег.
Рецепт прежний, форма – новая. Третий торт «Книги о Доброте» испечён, и я угощаю им вас. Что от него отрезать, а что добавить – вам решать…

Глава 1. НАЧНЁМ НЕ СНАЧАЛА

Если тебе знакомо ощущение неопределённости, значит, ты на верном пути, – не отступай от него.
Дипак Чопра,
 «Семь Духовных Законов Успеха»

Полной ясности не будет никогда. Не жди её, привыкай действовать в условиях частичной неопределённости.
Серкин Владимир,
«Хохот шамана»

Сегодня у нас очередной юбилей – ровно четыре месяца в пути. В открытое окно автомобиля врывается свежий морской воздух, смешанный с выхлопными газами обгоняемых нами мотобайков. Мы едем по автостраде сквозь маленькие однообразные вьетнамские города. Я сижу на заднем сидении, обняв свой выцветший рюкзак, и смотрю в окно. 
Надо же, всего две недели назад я попрощалась с жизнью… Думала, уже никогда не встану… Я почти не помню, что происходило вокруг меня в то время. Помню Диму. Монахов в оранжевых одеждах. Море. Помню пустоту в душе и осколки моей старой личности, парящие в этой пустоте. Кто я? Всего четыре месяца назад у меня были ответы на этот вопрос: я – инженер-конструктор, я – учительница, я – христианка… Все они, один за другим, растаяли, как миражи; растворились в реальности и исчезли. Я понятия не имею, кто такие инженеры, учителя и христиане. Я вообще ничего не знаю о мире. Моя Вселенная состоит лишь из этой машины, этой дороги, этого Вьетнама за окном, этого вечно длящегося плавного изгиба дороги...
Из-за поворота выплыл высокий холм. На его зелёной вершине краснело, притягивая взгляд, древнее строение, изяществом своей архитектуры напоминавшее храм.
– Извините, вы случайно не знаете, что это такое? – спросила я по-английски у водителя. 
– Это… это… – он отпустил руль, очертил контур храма в воздухе, виновато улыбнулся и пожал плечами.
– А-а-а, понимаю. – Я, по привычке, перевела Диме содержательный диалог: «Что это? – Не знаю».
– Эх, посмотреть бы на это строение поближе… Может, даже палатку там поставить удастся. – Дима высказал вслух мои мысли. Мы решили выйти где-нибудь поблизости, но судьба вновь оказалась сообразительнее нас. В ту же минуту водитель остановился, сообщив, что дальше нам не по пути.
До заката оставалось часа полтора. Этого времени обычно хватало либо на то, чтобы приготовить еду, либо на то, чтобы найти ночлег. Сегодня мы решили сделать ставку на ужин, а с ночлегом как-нибудь само образуется. Пока искали рынок, снова встретили на шиномонтажке нашего водителя. Только сейчас он заметил, что у Димы нет обуви. 
– Почему босиком? – спросил он.
– У нас на той неделе кроссовки украли. Мои, дырявые, почти без подошвы, далеко не унесли, а вот Димины – забрали. С тех пор он босиком ходит, – ответила я.
– Я не понял. Мой английский совсем плохой. Нужно обувь! – водитель показал на шлёпанцы стоявшего рядом рабочего, и спросил Диму: 
– Хочешь эту обувь?
– Хочешь шлёпанцы? – перевела я вопрос Диме.
– Лен, ты же знаешь, они мне ноги натирают, – ответил он.
– Хочет, – перевела я водителю.
Водитель протянул рабочему какую-то купюру, и тот, широко улыбаясь, снял свои шлёпанцы и передал их Диме.
Мы вернулись к поискам еды, но, обойдя весь ближайший квартал, купить смогли лишь пучок вигны (это такая длиннющая зелёная фасоль) и пару луковиц. Ещё через квартал мы нашли пустующую кафешку, на кухне которой, вскоре, я уже жарила вигну с луком. Хозяйка кафе не знала английского, но, присмотревшись к Диминым впалым щекам, дополнила наш ужин своими продуктами. Когда мы закончили трапезу и упаковали рюкзаки, она, не произнеся ни слова, пожелала нам счастливого пути. Как красноречиво бывает молчание! Тысячи раз мы уходили навсегда, не подобрав достойных слов прощания. На пороге этого кафе я впервые почувствовала, что в одном взгляде может быть больше смысла, чем в тысяче слов.
– Ты почувствовал это "счастливого пути?" – задумчиво спросила я, безуспешно пытаясь поймать ритм широких Диминых шагов.
– Конечно.
– Но как? Один взгляд, улыбка, жест, и я готова написать поэму про это короткое прощание. Хотя мне, пожалуй, и тысячи слов не хватит, чтобы описать его.
– Зачем тогда взялась книгу писать?
– Ну надо же хоть как-то передать то, что происходит. Хотя бы словами. Повсюду каждый день нас окружают чудеса, и я хочу рассказать людям об этом. Таким сокровищем нельзя не поделиться… Но как ЭТО описать, как выразить?
– Вырази взглядом, улыбкой, жестом. Ты не хуже меня знаешь, что ЭТО – не выразить словами. То, о чём ты говоришь – сама жизнь. Как можно набором из 33-х букв описать жизнь? Даже если можно – какой прок голодному от того, что ты ему красочно опишешь яблоко?
– Прок будет, если я напишу, где растёт яблоня…
– Хэллоу! – прервала нашу беседу девушка, ехавшая на велосипеде так медленно, что мы её обогнали.
– Хэллоу! – ответила я, лучезарно улыбаясь.
Мысль была потеряна, и мы молча продолжили шагать к холму с храмом, возвышавшемуся над городом. Девушка поехала следом за нами. Когда у подножия храма показалась билетная касса, наша спутница жестами велела нам сойти с дороги и дальше подниматься по еле заметной тропе, петлявшей между зарослями кустарника. Оставив велосипед, она пошла с нами.
Храм представлял собой высокое кирпичное здание с основанием примерно 12х12 метров, украшенное серыми барельефами, заросшими лишайником. Обточенные дождями и ветром кирпичи были столь плотно подогнаны, что их границы выдавал лишь цвет обожжённой глины, менявшийся от красно-оранжевого к жёлто-серому. Девушка провела нас внутрь храма и уверенно открыла скрипучую, грубо сваренную решётку – вход в главный зал, уже давно, судя по запаху, заселённый колонией летучих мышей. Окон в храме не было, так что пришлось зажечь свечку. Вся романтика тут же исчезла – изнутри «храм» походил на классический постперестроечный подъезд городской многоэтажки. Стены исписаны чёрным баллончиком и маркерами, повсюду подпалины от спичек и зажигалок, а поверх всего – нацарапанные на древней штукатурке номера мобильных телефонов и имена. Нехудожественно. На полу – толстый слой серого гуано, из которого в одном из углов торчит зелёная пластиковая бутылка. Где-то под потолком, там, докуда не дотягивался свет свечи, шуршали крыльями и подозрительно попискивали летучие мыши. Не желая более оставаться в их компании, мы вышли из зала-подъезда, аккуратно закрыв за собой решётку… 
Порыв тёплого ветра. Интересно, ценила бы я чудеса, если бы они не оттенялись завалами гуано? Если бы внутри этого храма мы обнаружили, например, сияющий Грааль? Или портал в другое измерение? Восхитили бы они меня так же, как этот порыв тёплого морского ветра? Живя в сказке, разве будешь всерьёз удивляться единорогам и драконам? Чтобы по-настоящему ценить чудо, нужно жить в той реальности, в которой чудеса хорошо спрятаны. Я только учусь искать их. Пока я лежала в бреду в монастыре, я выучила первый урок по обнаружению чудес – отказ от ожиданий. Ничто так не портит реальность, как завышенные ожидания. Так что, исследуя древние развалины, я была искренне готова к тому, что найду лишь камни.
Вокруг главного храма, утопая по крыши в пышной зелени, стояли три подобных строения вдвое меньшего размера. Гармоничные, пропорциональные, но совсем не загадочные.

Наша проводница подошла к ближайшему из маленьких храмов и примяла высокую траву под его стеной. Нашему взору открылись вырезанные в кладке горельефы, изображавшие мускулистых людей в юбках из листьев, чьи поднятые руки и высокие шевелюры упирались в небольшой декоративный карниз. Нигде прежде мы не видели ничего подобного, так что решили поставить палатку в маленьком храме, а завтра на рассвете, до прихода охранников, всё осмотреть более тщательно. Мы скинули рюкзаки и сели любоваться небом. Солнце недавно скрылось за горизонтом, но сумерки в этих краях столь скоротечны, что после заката практически сразу наступает ночь. Половину чёрного неба укрывали облака, изредка вспыхивающие изнутри короткими разрядами беззвучных молний, а вторая половина была усыпана яркими звёздами. На их фоне храмы выглядели грандиозно. Такой кадр нельзя упустить. Я установила штатив, и на 30-исекундной выдержке сделала несколько фотографий главного храма. Ни одна из них не захватила молнию, поэтому фотографии получились слишком тёмными. Наша проводница с любопытством следила за моими действиями. Но вот молния сверкнула вовремя, и кадр удался. Я зачехлила фотоаппарат.
– А где вы будете спать? – спросила девушка жестами.
– Здесь, – ответили мы. 
– Прямо здесь?
– Да.
– Ну, как знаете, – именно так мы перевели её пожатие плечами. – Тогда я пойду?
– Конечно, спасибо тебе большое.
– Не за что, это вам спасибо. Пока!
– Пока! – мы помахали ей на прощание руками и отправились ставить палатку.
Проснулись мы, по привычке, с рассветом, Дима пошёл делать зарядку, а я – фотографировать достопримечательности в лучах восходящего солнца. Много позднее я прочла в Интернете статью об этих храмах. Говорят, что им больше 1000 лет и эти красные кирпичи были сделаны из необожжённой глины. Ну-ну. Мой первый самодельный цветочный горшочек, неумело обожжённый в костре, простояв под снегом одну зиму, снова превратился в комок глины. Полагаю, что древние строители умели делать бетон на глиняной основе… или кирпичи всё же обожжённые. Два факта не вызывали сомнений: первый – храмы простояли здесь не одну сотню лет; второй – будь сейчас живы идеалы их создателей, нам бы не наскучили штампованным однообразием сотни безликих городов планеты. Это мой личный прогресс – я смогла совместить благодарность забытым мастерам с  бросанием камней в огороды архитекторов конца XX века. До знакомства с Димой, я никого не критиковала. Дима утверждает, что ещё полгода назад часто хвалил людей, но, увидев, с каким восторгом я встречала каждого, кто заговаривал с нами, как по десять раз повторяла «спасибо», как с улыбкой вела непринуждённые беседы с алкоголиками и мошенниками, он понял, что нужно что-то менять. Поменял он своё поведение – вообще перестал хвалить кого бы то ни было, и превратился в Мистера Скептика. Этот Мистер открывал для меня новую сторону жизни. В ответ на моё экстремально позитивное видение мира, он делал акцент на человеческих слабостях. Мистер Скептик уже четыре месяца ежедневно, если не ежечасно, смывал розовую краску с моих очков – учил собственными глазами видеть несовершенство. Я научилась. Теперь предстояло найти ответ на вопрос: как можно жить в таком безнадёжном мире? Умных книжек под рукой не было, так что единственным источником ответа могла стать сама жизнь. И когда я осознанно попала на её урок, мне было 23 года, я находилась вдали от дома и не имела возможности реализовать свои способности, навыки, таланты. Только знание иностранных языков оказалось востребованным. Ни высшее образование, ни спортивные разряды не имели сейчас никакой ценности. Барахло в моём рюкзаке было единственным моим богатством, а Дима – моим единственным другом. Я сама отобрала у себя всё прочее, как забирают игрушки у ученика, если те мешают ему слушать слова учителя.
Итак, Вьетнам. Рассвет. Собрана палатка, упакованы спальники. У нас не так много вещей, чтобы позволить себе забывать их на стоянках, поэтому мы, как обычно, дважды всё осмотрели и лишь после этого вернулись на трассу. Маленькие придорожные кофейни уже открылись, но, так как время было раннее, почти все они были пусты. Не имея ни средств, ни желания для трёхразового питания, мы не смогли удержаться от чашечки горячего вьетнамского кофе. Что удивительно: в России ни я, ни Дима, напиток этот особо не жаловали, так как привыкли о нём думать в контексте «растворимый, гранулированный», и когда впервые нас угостили местным кофе, попробовать его решили просто из уважения к угощавшему (это был полицейский, у которого мы прожили трое суток во время тайфуна). Каково же было наше удивление, когда вместо жидкого, горьковато-кислого того, что мы привыкли называть «кофе», в маленькой чашечке оказался ароматнейший напиток с нежным кофейно-шоколадным вкусом, столь мягким, что, казалось, можно выпить цистерну такого кофе. Но предусмотрительные вьетнамцы разливают его по маленьким чашечкам, опасаясь, видимо, за запасы кофе в стране (на каждого по цистерне – кофе не напасёшься, посевные площади не позволяют)… Но это так, к слову…
Уже дважды мы побывали на вьетнамском побережье, и очень хотели попасть на него ещё хотя бы раз, причём, желательно, в ненаселённом районе, с бананово-кокосовыми плантациями и источником пресной воды поблизости. Но, как говорилось в путеводителе, на днях прочитанном мною в витрине магазина для туристов, ненаселённые районы во Вьетнаме находятся только высоко в горах, что, к сожалению, исключает наличие побережья, бананов и кокосов одновременно. Привыкшие верить судьбе, уверенные в своей удаче, мы пошли пешком из одного маленького городка в другой. Самым ненаселённым районом, до которого мы добрались к вечеру, оказались действующие каменоломни, на которые мы и пробрались, правда, со второго раза (охрана бдит!), нашли там отличное место для палатки и сели смотреть свежие фотографии на ноутбуке. На одной из фотографий кирпичного горельефа чётко выделялось лицо старой женщины на месте скола кирпича. Это нас озадачило – мы не помнили, чтобы оно было на горельефе. У Димы возникло подозрение, что мне удалось сфотографировать привидение. Приняли решение – на рассвете он отправится с фотоаппаратом обратно, посмотреть, есть ли на горельефе это лицо, или же оно присутствует только на фотографии. Вернулся он довольно скоро – пройдя около пяти километров лишь по одному из пересечённых нами вчера городов, он понял, что осточертевшие мотобайщики сведут его с ума раньше, чем он доберётся до храма. К тому же, день обещал быть жарким, а потому без запаса питьевой воды лучше никуда не ходить. Ладно, оставим эту загадку неразгаданной. Так интереснее. 
По дороге в очередной безымянный городок нам попался на редкость настойчивый мотобайщик. На его стандартную фразу: «Motorbike – one dollar», и многократное тыканье пальцем в заднее сидение мотобайка, Дима ответил: «Backpack – one dollar», и аналогично потыкал пальцем в свой рюкзак. Мотобайщик решил, что его не поняли, и несколько раз повторил название своего транспортного средства, показывая, что хочет подвезти нас «всего» за один доллар, а мы с Димой начали откровенно паясничать, разыграв целую сценку о том, как мы можем за ту же сумму подвезти его в рюкзаке. Парень решил, что мы не понимаем слово «доллар», вытащил из бумажника однодолларовую купюру и потряс ею перед моим носом, а я в ответ сняла шляпу и протянула её ему – для нас один доллар – это два килограмма репчатого лука или полтора килограмма гранатов. Но парень платить за просмотр спектакля отказался и отправился, наконец-то, восвояси, оставив нас, хихикающих, с протянутой шляпой у обочины дороги.
От Хошимина нас отделяла ещё треть Вьетнама, идти пешком надоело, а города продолжали плавно перетекать один в другой, не оставляя нам места для автостопа. Решили стопить в черте города. Как всегда, на протянутую руку, в первую очередь, реагировали мотобайщики. Во вторую – таксисты. Именно поэтому мы, как правило, покидаем города пешком. После четырёх часов упорного вяленья на тропическом солнышке, мы, наконец-то, оказались в кондиционированном салоне автомобиля, водитель которого на мою фразу: «Нет денег», благородно ответил: «Не надо денег». С водителем ехали двое его друзей, один из которых неплохо говорил по-английски. 
– А почему вы решили искать себя именно в путешествии? – спросил он после того, как я рассказала ему о целях нашего странствия.
– Потому что в городе мы себя не нашли. В пути найти себя гораздо проще, чем сидя на диване перед экраном телевизора. – ответила я.
– Зачем обязательно сидеть на диване? Можно же интересным делом заниматься. Найти себя в творчестве, в работе… в семье, наконец…
– Можно. Не спорю. Но и работа, и семья, и, к сожалению, творчество в городских условиях привязывают тебя к системе – ты обязан платить за электроэнергию, горячую воду… А чтобы найти себя, необходимо научиться жить «здесь и сейчас». Но это не просто, особенно если завтра тебе нужно заплатить за квартиру, а зарплата только через неделю. Невозможно находиться «здесь и сейчас», постоянно планируя завтрашний день.
– А как иначе? Разве можно не планировать?
– Конечно, можно. В пути у тебя нет будущего. Есть только настоящее. Ты не тратишь время и силы на то, чтобы спланировать завтрашний день – его для тебя не существует. Я уверена, что можно не заботиться о завтрашнем дне и в городских условиях, но лично мне это не под силу. А сейчас – я понятия не имею, где буду завтра. И я не думаю о «завтра», так как знаю, что пережить его мне поможет только чудо.
– Стоит ли рисковать реальным завтрашним днём ради какого-то абстрактного «поиска себя»?
– А стоит ли всю свою реальную жизнь провести в заботе о каком-то абстрактном «завтрашнем дне»?
Философские разговоры идеальны для того, чтобы скоротать время – они могут длиться часами, не причиняя никакого ущерба ничьему мировоззрению. Результатом полуторачасового диалога в машине стало то, что наш собеседник дал нам номер телефона своего друга, живущего в бывшем Сайгоне (ныне – Хошимин), и попросил водителя остановиться возле большого автобуса, в который грузили какие-то мешки (грузовые отделения уже были набиты до отказа, и мешки затаскивали в пассажирский салон, складывая в проходе). Узнав, что автобус идёт до Хошимина, англоговорящий парень купил нам два билета, не спрашивая, хотим ли мы уже в Хошимин, или ещё поищем «наше» побережье. Пришлось пробраться в конец салона и, развалившись на мешках с зелёным луком, ожидать окончания погрузки. Поехали. Второй водитель автобуса, только что отработавший свою смену, подвесил в проходе гамак и лёг спать. Молодец.
Смотрим в окно, видим много пустырей и лесов, незастроенные километры побережья. Мелькает мысль – может выйти из автобуса, да отдохнуть где-нибудь здесь? Сразу же боковым зрением замечаю яркую вывеску придорожного кафе: «Сайгон». Всё понятно. Не нужно выходить, нам уже пора в Сайгон.
Приехали мы в город ночью, сначала полчаса на оптовом рынке рабочие гоняли нас с одного мешка на другой, чтобы разгрузиться, а ещё через полчаса водители знаками дали понять, что дальше автобус не поедет. Странно. На автовокзал не похоже, да и на город, честно говоря, тоже – ярко выраженный пригород. Но в нашем случае это не имело значения. Город, пригород, промышленные районы… Для путешественников с пустыми карманами все они одинаково негостеприимны. Наши бывшие попутчики, выйдя из автобуса, либо уходили вглубь тёмных улиц пешком, либо уезжали по единственной освещённой дороге на такси. А мы отправились исследовать окрестности. Хотелось найти ночлег и еду (за весь день мы съели только по два граната), но в придорожных кафешках цены заоблачные, ни кокосовых пальм, ни уютного леса, ни тихого парка не видно, а значит, про ужин можно забыть, как и про безмятежный сон. Походив туда-сюда, мы решили спать под мостом. Только забрались под него, сняли рюкзаки, стали решать, где разместить палатку, как к нам подошла девушка, вида вполне приличного (под мостами такие обычно не встречаются) и стала быстро говорить по-вьетнамски, показывая куда-то на дорогу. Не понятно. Так и показали жестами: «Не понятно». Девушка ушла, приведя через минуту молодого человека, который по-английски сказал: «Я хочу пригласить вас в ближайшее кафе, вы не против?». Как мы могли отказаться? Девушка оказалась официанткой этого кафе, она заметила белых иностранцев, спускающихся под мост, и, сочтя это подозрительным, нашла среди посетителей кафе англоговорящего парня, с чьей помощью надеялась выяснить, кто мы, а парень оказался так добр, что увидев наши голодные физиономии, сразу решил угостить нас. Он заказал четыре тарелки супа, и пока мы их усердно опустошали, Цветочек (так звали нашего нового друга – Flower), выяснил у меня историю нашего путешествия, и решил помочь с ночлегом, сняв нам номер в гостинице. Правда, гостиницу пришлось искать довольно долго: время – час ночи, многие отели уже закрыли ворота и двери, и Цветочек со своим другом были вынуждены возить нас с Димой на мотобайках по всей округе. 
Наутро, сытые, чистые и выспавшиеся, мы покинули гостиницу и пошли куда глаза глядят. Нас обгоняли, спеша по своим делам, люди. Им было куда торопиться, они могли куда-то опоздать, боялись что-то потерять… Мы же никуда не спешили. Всё наше имущество весило около двадцати килограммов, и отягощало лишь наши усталые плечи. Груз проблем, которые тащили на себе горожане, казался гораздо весомее. А ведь все они – восхитительные добрые люди, достойные счастья и свободы, чистого воздуха и здоровой пищи… Но городская жизнь заменяла их свободу на право «трудиться на благо общества» и возможность самостоятельно выбрать в супермаркете марку стирального порошка, цвет обоев в квартире, и одежду, фасон которой уже был определён мировыми брендами. И всем им вечно не хватало времени или денег. Единственное же, чего сейчас не хватало нам – это пары кроссовок для Димы, потому что в шлёпанцах по джунглям не походишь, а города нам уже сильно поднадоели. Хотелось тишины и покоя, до которых можно добраться, лишь уйдя подальше от дороги. В поле моего зрения попала вывеска на английском языке: «Call Office» (переговорный пункт). Мы решили позвонить другу нашего вчерашнего знакомого. Своего телефона у нас не было, поэтому мы попросили один бесплатный звонок по городу в переговорном пункте, а его владелец в ответ протянул мне свой мобильник: «Если по городу, то так дешевле».
Друг пригласил нас приехать в центр Хошимина на автобусе, где, впоследствии, объяснил дорогу на Камбоджу, показал, где можно переночевать (центральный парк), и посоветовал оставить наши рюкзаки в камере хранения супермаркета, где за ними присмотрит охранник. Мы же в это время сможем побродить по округе в поисках дешёвых кроссовок. Кроссовки нашли превосходные; выбор, слава Богу, что надо – целая обувная улица. Палатку поставили посреди газона центрального парка, и, в результате, на рассвете были разбужены охранниками, которые не были согласны с другом нашего знакомого насчёт допустимости такого ночлега. Из города пешком выходить не хотелось. Во-первых, Хошимин – огромный город, и на это ушло бы слишком много времени. Во-вторых, количество мотобайщиков в нём просто невероятное – непрерывным потоком они едут по улицам, поражая разнообразием акцентов, с которыми произносится фраза «motorbike – one dollar». Мы сели на автобус, номер которого нам вчера подсказал друг знакомого, и через два часа вышли на дороге, ведущей в Камбоджу.
Возле автобусной остановки стояли ряды лотков заваленных свежей выпечкой. Мы, русские люди, привыкли к тому, что в булочной можно купить хлеб белый, чёрный, ржаной, на сыворотке, на хмелевой закваске, баранку, лепёшку, рогалик… А вот у вьетнамцев фантазии хватило только на то, чтобы научиться лепить обычные французские батоны, маленькие французские батончики и большие французские батонища. Нет бы хоть одну булку в узел завязать – для разнообразия… Или какой-нибудь банан в неё закатать. Всё не так скучно будет. Хотя о чём это я… Вот у лаосцев даже на изменение масштаба французского батона воображения не хватило. Проведя в уме нехитрые математические расчёты, мы пришли к выводу, что по соотношению объём/цена, классические батоны – лучше всего. Ими и отоварились. К ним приобрели банку превосходной сгущёнки, какой, по мнению Димы, со времён СССР у нас уже не найти, и отправились в частный сектор искать лес, где можно поставить палатку. Лес не нашли, остановились в кустах напротив одного из участков. Пока не село солнце, прятались от посторонних взглядов в этих кустах, жуя булочки со сгущёнкой. Практика показала – чем лучше спрячешься, тем дольше удастся поспать. После заката как можно аккуратнее, чтобы не звякать металлическими дугами, поставили палатку, расстелили двухместный коврик, накрыли его сверхлёгкими спальниками, и погрузились в мир грёз…

Глава 2. ВЫСОКИЙ СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС И МОРАЛЬ

Обнаружили нас только утром (хозяева участка, напротив которого мы спали), сразу же пригласили в гости, и, пока мы угощались их чаем, а они нашим, к нам привезли англоговорящего дедушку, который, по его словам, двадцать лет по-английски не говорил. Стоит заметить, что сообщил он мне это на таком чистом языке, на каком не все учителя английского в России говорят. Оказалось, что в семидесятых годах дедушка служил в вертолётных войсках США. Вьетнамец? В войсках США?
– Да, нас там много было. Вот, даже фотографии есть. Я, как в Калифорнию приехал, худенький был, год на их гамбургерах прожил, и 9 кг набрал. Кстати, есть хотите?
– Не откажемся.
– Мы с другом отвезём вас на мотобайках в кафе, а потом заедем ко мне в гости, сыну моему показать и внуку, потом заедем к старосте нашей деревни, он будет рад вас видеть, а потом – к моему другу, с дочкой его познакомить, ей разговорная английская практика очень пригодится.
– Э-э-э…
– Поехали!
                 | ---  Следующая страница -->